Мадам Дюбрей совершенно спокойно ответила:
– Нет, насколько я знаю.
– Он не беседовал с мадам Рено?
– Как я могу это знать, мосье?
– Вы правы, – сказал Пуаро. – Я подумал, что вы могли видеть, как он приходил или уходил, вот и все. Доброй ночи, мадам.
– Почему... – начал я.
– Никаких «почему», Гастингс. Сейчас не время.
Мы вернулись к Синдерелле и быстро пошли в сторону виллы «Женевьева». Один раз Пуаро оглянулся и бросил пристальный взгляд на светящееся окно и видневшийся в нем профиль Марты, склонившейся над вышиванием.
– Во всяком случае, его охраняют, – пробормотал он.
Добравшись до виллы «Женевьева», мы спрятались за кустами, слева от парадной двери, откуда хорошо был виден дом, – в то время как мы сами были полностью, скрыты. Контуры виллы едва различались в темноте, без сомнения, ее обитатели спали. Мы находились напротив окна спальни мадам Рено, которое было открыто. Мне показалось, что Пуаро не сводит с него глаз.
– Что вы собираетесь делать? – шепнул я.
– Наблюдать.
– Но...
– Я не уверен, что что-нибудь произойдет в ближайший час или два, но...
Его слова прервал протяжный, полный отчаяния крик:
– Помогите!
В комнате на втором этаже, справа от парадной двери, зажегся свет. Крик доносился оттуда. Мы успели заметить, как на шторе мелькнула тень двух борющихся людей.
–
Подбежав к парадной двери, он принялся неистово колотить кулаками. Потом бросился к дереву, росшему на клумбе, и с ловкостью кошки вскарабкался на второй этаж.
Я последовал за ним. Мы спрыгнули в открытое окно. Оглянувшись, я увидел, как Синдерелла проворно следовала за нами, перебираясь с сучка на сучок.