– Толку? Ты меня навьим взглядом не увидала! И его не увидишь. Мы как-то помогущественней обычных навьих! – усмехнулся филин. – Тут что-то его да выдаст. Ему же самому полюбопытствовать захочется, какого бати мы тут забыли! Или подошлет кого. Или сам объявится. Ему с людьми проще. Мать его человеком была.
Василиса вспомнила трех братьев, глядя в небо. Солнце заливало золотом избы, от того они не казались такими сумрачными и сырыми, словно грибы.
– Стой, кто идеть?! – сурово произнес мужик, выставив вперед проржавевшие вилы.
– Василиса я, – произнесла василиса, оглядывая домики. Не упыри, и ладно! – Нечисть извожу!
– За деньги! – поддакнул филин.
– О, так у нас есть чем тебе поживиться! Недавно дите в колодец утащило! Мать только-только отвернулась, а эта, навь колодязная хвать! И нету! Только плескот! – произнес мужик, разводя руками. Вид у мужика был облезлый, но крепкий. На носу у него виднелась вмятина шрама. Крепко же он когда-то схлопотал.
– Где колодец? – полюбопытствовала василиса, осматриваясь.
– Дык, засыпали! Ждать что ли тебя будем! – недружелюбно встряла баба в цветастом платке. Сразу видно, что платок посадский. Белый, расшитый. Такие вещи порождали вопросы. Может, привез кто-то? Или сама в посаде жила? Тогда зачем из-за защищенных стен посада в деревню уходить? Или любовь, или нужда. Третьего не дано.
– Ходит у нас тут по ночам смерть! В окна стучится! – произнес дед. – Три разы!
Василиса заметила, что люди только прибывали. Молоды и старые, но больше старые. Молодых и здесь почти не осталось.
– И что? – нахально спросил филин. – Достучалась?
– Да застукала уже! Спать не дает! Знаем, что смерть, так уже и открываем! А Ерофей открыл! – прошамкал дед.
– Дык, сколько годов назад это было! – перебили его. Чужаков в деревнях не любили. Но иногда поговорить с чужаком было интересно. Только страшно. Это мог быть кто угодно! И человек, и сила нечистая.
– За амбарами девка кажится. А потом, кто за ней идет, тех мертвыми находят! – послышался голос молодого парня. Рядом с ним стояла невзрачная девушка.
Обычная, с косой и ярким посадским платком. Сам платок был черным, а на нем алыми нитками вышиты узоры всякие. Видать, привез кто с посада.
– Так то ж Петрова дочка! – перебил парня мужик косматый. – Ту, которую черти за амбаром… того!
– Да враки все это! Это кладник! А клад на триста душ заговорен! – спорила бабка, подошедшая к василисе.
– И сколько уже душ натикало? – зевнув, спросил филин, пока василиса растеряно следила за людьми. А они все подходили и подходили.
– Душ тридцать! – заметила бабка, сплюнув. Ее сухая рука покоилась на потертом посохе.
– Подождем тогда, – вздохнул филин. И деревня согласилась подождать.