– Мама… – прошептала василиса, глядя на родную мать.
– Баю-баюшки баю! – баюкала полено женщина, не обращая внимания на ее слова. То, что показалось седыми старушачьими космами, на самом деле было грязными белыми волосами. Точь в точь, как у василисы. Остальное сделало горе. Тени под глазами, глубокие морщины – овраги от некогда пролитых слез.
Василиса смотрела на нее, захлебываясь от горя.
– Спи дитя мое, – сипло нараспев, покачиваясь из стороны в сторону напевала старуха.
– Ты меня не узнала? – прошептала василиса в отчаянии.
Глотая слезы, она встала и поплелась к выходу. Она чувствовала, как сердце сжимается от боли.
– Тише, – послышался голос, а василиса заревела в голос и упала на грудь Княжича. – Не плачь…
– Ты ведь сразу догадался? И молчал! Да? – рыдала василиса, а по ее голове скользила рука.
– Ну, да, – сознался филин, зыркая на Черепушу. Черепуша выглядела странно. Во рту у нее была еловая смоляная шишка. – Просто говорить не хотел. Баба совсем из ума выжила… С ума сошла от горя. Ты ей ничем не поможешь…
– Ты знал, что василис похищают из люльки! А заместо них нечисть подкладывают! – ревела василиса.
Ночь сменялась рассветом. Где-то хрипло кричал петух, вызывая из-за леса дремотное солнце.
– Знал, а почему не сказал!!! Проклятый!!! Все ты знаешь!!! И молчишь!!! А когда права ножем вострым в сердце вонзается, так ты… – завыла василиса, ударяя кулачками его по могучей груди.
– Да! – поймал княжич белые кулачки в свои руки. – Я знаю намного больше, чем ты! Может, потому что мне несколько сотен лет? И как бы за это время многое можно узнать!
– А я ведь девкой обычной могла быть! – ревела василиса. – Жить себе, не тужить! На вечорки ходить! С парнями целоваться! Прясть да приданное собирать! Босоногая по улице бегать да гусей гонять! Домовому миску ставить да банника бояться! И счастливой быть! Счастливой, понимаешь!
Ее словно прорвало. Пусть василисы и росли в лесу, но про людей многое знали. И втайне мечтали петь на вечерках, хороводы водить да на женихов гадать. Ягиня многое про людей рассказывала.
– А ваше дело их защищать? Никто окромя вас не справится! – поучала она.
Василиса ревела, задыхалась, а Княжич хмурил брови.
– Надоело! – внезапно произнес он, а потом резко развернул василису, чтобы она деревню видела. – Девкой, обычной? Пошла за грибами да за ягодами леший бы утащил! А по зиме от лихорадок – лихоманок скрючилась бы! На святки пошла бы белье в проруби стирать – шуликаны за косы схватили и под лед утащили! Это ты сейчас навьим взглядом всю нечисть видишь! А тогда бы не видала! Ну вышла бы ты замуж за парня деревенского! Ну и жили бы в нищете убогой! Детей плодили бы, сколько выйдет! Одного кикимора на болотах сожрала, другого банница в бане утащила! Третьего в колыбели крикса замучила! Это сейчас ты про них все знаешь! И как защититься тоже! А была бы ты девкой простой, так родами очередными и померла бы! Вынули бы из тебя дите сороки – ведьмы! А ты бы головешкой – бревном не разродилась! Порча бы подружек завистливых тебя в могилу бы свела!
Василиса изумленно слушала, а Княжич взял ее руку и поднес к губам.
– Не было бы белой ручки нежной, которая ничего тяжелее посоха и трав в руках не держала. Была бы рука мозолистая! Воду каждый день из реки или колодца носившая! И сейчас бы ты как лошадь упаханная выглядела! Да на тебе бы всей семьей пахали бы! – повысил голос филин, сжимая василису в объятиях. – И кем бы ты была? В двадцать пять померла от обычной хворобы от того, что трав не знала и лечиться не умела?