Внутри все вздрогнуло, зашевелилось, повинуясь какой-то неведомой силе. Словно цепи, василиса разрывала морок, окутавший ее и… проснулась.
Она открыла глаза, видя, что за окном уже проблескивает рассвет, заглядывая в чистую горницу. На фоне рассветного неба на прялке дремал филин, нахохлившись, словно обиженный воробей.
Все вокруг было тихим, мирным и спокойным.
– Это сон, – прошептала василиса, а ее бледные щеки покрылись стыдливым румянцем.
– Что?! –проснулся и переполошился филин, открывая глаза и вертя головой. – Что?
– В комнате кто-то был, – прошептала василиса, опасливо потянувшись к посоху. – Навьи…
– Пфе… – фыркнул филин, отвернувшись. – Если бы был, то я бы почувствовал!
– Но ведь меня кто-то… – василиса внезапно запнулась, чувствуя, как стыдливый румянец заливает ее бледные щеки.
– Съел? – спросил филин, зыркая одним глазом. – Ногу отгрыз? Руку отжевал?
– Н-н-нет, – замялась василиса, чувствуя себя неловко.
– Видать приснилось чего! – вздохнул филин. – Ей приснилось, а мне, значит, спать не дают! Во дела!
– Меня поцеловали, – созналась василиса, касаясь своих губ руками. И ей почему-то было ужасно стыдно. Наверное, от того, что ей это… понравилось! Она бы никогда в таком не призналась, поэтому прятала румянец в темноте.
– Дожили! Мужики снятся! Эх! Значит, пока мне мышь снилась, тебе мужик какой-то снился? Да? – ревниво спросил филин, зыркая на нее светящимся глазом.
– Тут точно никого не было? – спросила василиса. Она уже не понимала, сон это был или явь…
– Да нет, пока ты спишь, тут и русалки хоровод водят, и чудеса, и леший бродит … – прыснул филин. – А потом с криком: «Твою мать! Проснулась!», они все разбегаются по разным углам. Спи, давай!
Остаток утра прошел тревожно. Стоило только чему-то зашуршать, как василиса тут же открывала глаза и дергалась. Проснулась она, когда за окном шумели ярмарки, и вовсю светило солнце.
– Надобно князю про зверя сказать, – вздохнула василиса. – И про купца. Ответ держать надо, а то подумает, что мы в бирюльки играем!
– О, а я бы сыграл! – усмехнулся филин, зевая и тряся головой. – Ненавижу раннее утро! Ну еще бы! Я же сова?
Василиса переплела косу, глядя на себя в мутное зеркальце. Украдкой она прижала пальцы к губам, вспоминая поцелуй. От неожиданного чувства внутри, ее бледные щеки покрылись стыдливым девичьим румянцем.
Она быстро повязала ленту на косу, поправила страшный кокошник и взяла свой посох.