И сейчас василиса чувствовала себя таким же беззащитным ребенком.
Василиса отчетливо чувствовала, как чья-то рука ведет по ее щеке и спускается вниз, жадно прикасаясь к ее груди и дрогнувшему животу. Ей казалось, что она чувствует жаркое дыхание и даже кудри, которые скользят по ее лицу.
Может, Змий Огненный? Так она никого не теряла. С чего бы это ему явиться?
«Съест!», – подумала она, понимая, что под тяжестью чужих чар не способна даже пальцем пошевелить. А не то, чтобы закричать.
В тот момент, когда рука остановилась, она ощутила на своих губах холодное дыхание. Это всегда выдавало навьих!
Сейчас наступит ее конец. Перед ее глазами промелькнула вся жизнь. Залитые солнцем полянки, душистые, разгоряченные солнцем травы, сладкие от ягод пальцы, смех других девочек и строгий окрик ягини. Старая скамья, старинные книги, которые пугали и завораживали. «Их называют навьи…», – слышала она голос ягини, листая огромную книгу, пока другие василисы нетерпеливо смотрели ей через плечо. Она была самой младшей, самой балованной и самой любимой.
Сколько бы детей не прошло через руки ягини, скольких она не выпекала в печи, потчуя травами и окуривая терпким дымом, скольким она не вливала в рот горькие настойки, она всех любила одинаково. Но ее, самую маленькую и самую слабую, чуточку больше.
«Однажды ты вырастешь и займешь мое место. Себе оставлю!», – слышала она голос, пока костяной гребень расчесывал ее светлые, почти белые волосы, а ласковый шепот приговаривал, чтобы коса росла до пояса, а потом до пят.
Но не сложилось. Утонуло перышко, оставив людей лицом к лицу к неизведанной опасностью, которая сумела погубить предыдущую василису. И ей пришлось идти на ее место, отрывая от сердца и ясные поляны, и дремучие леса. Отдирать что есть мочи полюбившуюся серую мрачную избушку на столбах, чья крыша поросла мхом. Вынимать из сердца, словно нож, два исписанных древними символами столба между которыми клубился туман. И все это оставляло в душе рану.
Она вспомнила так же мимолетно, как перед самым ее уходом ночью, ягиня спускалась вниз. И стоя между двумя столбами, там, где клубился серый туман, что-то спрашивала.
Лишь мельком ей удалось увидеть едва проступающий облик девушки, вышедшей ей навстречу из тумана. Ягиня спрашивала, но девушка молчала, опустив голову. Покорно и безропотно, словно ужасно провинилась.
– Как ты могла, дитятко мое! – сокрушалась ягиня.
Но девушка из тумана не проронила ни слова.
– Так ты мне скажешь, что это было! – послышался скрипучий голос ягини.
В дымном мареве трав, окуривающих ее и избушку, она сама казалась не человеком, а порождением нави.
Но девушка молчала, зажимая на груди страшную рану. Она так же молча удалилась в туман, не проронив ни слова.
Все это промелькнуло в один миг, который показался вечностью. Затаившееся над василисой чудовище было так близко, что она чувствовала его дыхание.
И тут вместо оскаленной пасти, раздирающей плоть, холодных рук, крепко сдавливающих хрупкую шею, острых когтей, способных вырвать сердце из груди, она почувствовала легкое прикосновение губ к ее губам.
Прохладные губы ласково косались ее кожи, словно боясь разбудить. А потом раздвинули ее пересохшие губы таким жаром, словно пытаясь вынуть из нее душу.
Замерев в поцелуе, от которого кровь прилила к щекам, нечисть простонала.
ebooksa