Процитируем в данной связи еще раз отважного венецианского путешественника Марко Поло:
«Рассказал я вам о делах горного старца и его асасинов, а теперь опишу, как и кем он был уничтожен.
Но вот что я позабыл, и теперь доскажу: у старца таких, что повиновались ему и по его обычаю жили, было во всей стране, от Дамаска в одну сторону, до Курдистана в другую (в действительности низариты, подчиненные «горному старцу», были распространены гораздо дальше на восток, чем сказано в тексте книги Марко Поло; согласно Рашид ад-Дину Фазлуллаху Хамадани – между прочим, всеми фибрами души ненавидевшему вероотступников-измаилитов, как подобало всякому уважающему себя правоверному сунниту-шафииту; впрочем, в 1318 году почтенный летописец был обезглавлен по обвинению в… тайном исповедании иудаизма! -, ряд «крепостей еретиков» располагался в Кухистане, в том числе – в восточной его части, например, крепость Туй, и даже в центральном Хорасане – например, крепость Торшиз – В.А.).
Довольно об этом, расскажем об его погибели.
Это было в 1262 году. Алау (Хулагу – В.А.), царь восточных тартар (так у Марко Поло – В.А.), узнал обо всех злых делах, что творил старец, и решил уничтожить его. Набрал он из своих князей и послал их с большой ратью к той крепости; три года осаждали они ее и не могли взять; будь там продовольствие, никогда бы не взять ее, но через три года нечего было там есть. Так-то был взят и убит старец Ала-один вместе со всеми своими; с тех пор и поныне нет более ни старца, ни асасинов. Кончилось и владычество старца, и злые дела, что творил он в старину».
Понятно, что Марко Поло, не являвшийся непосредственным свидетелем и очевидцем событий, не во всем был точен. Монголо-татары хана Ху-лагу не могли держать в осаде три года (1262-1265), а затем убить «горного старца» и имама Алла ад-Дина Мухаммеда III (убитого еще в 1255 году в Ширкухе к юго-западу от города Йезда). В осаде сидел его сын (по указанию которого Алла ад-Дин Мухаммед III и был убит!), последний «горный старец» и имам – Рукн ад-Дин Хуршах, и сдался он хану Хулагу не в 1265, а в 1256 году.
Как писал цитируемый нами выше иранский историк Рашид ад-Дин Фазлуллах Хамадани:
«Когда Хулагу-хан увидел Хуршаха, он понял, что (тот) юн, неопытен и неразумен (заметим в этой связи, что сей якобы юный и неопытный Хуршах, после убийства своего отца, и глазом не моргнув, приказал одному из своих «фидаинов» заколоть убийцу – тоже, между прочим, низарита!, а сыновей убийцы повелел сжечь на площади на глазах у всего «честного народа»! – В.А.). Он обласкал его и обнадежил посулами (чтобы с его помощью скорее сломить сопротивление измаилитов – В.А.)».
Пребывавший в почетном плену у Хулагу низаритский имам влюбился в монголку-служанку и попросил разрешения на ней жениться. Разрешение было дано. Тем временем почти все крепости низаритов уже сдались татаро-монголам, и теперь был нужен только повод, чтобы каким-то образом отделаться от их назойливого и не в меру услужливого имама. Рукн ад-Дин Хуршах сам подсказал «степным батырам» такой повод. Он изъявил горячее желание съездить в ставку Великого хана Менгу, дабы лично засвидетельствовать свое нижайшее почтение «Джихангиру – Повелителю Вселенной».
«Несущие смерть Чингиз-хана сыны», которым экс-имам разгромленных низаритов к тому времени успел до смерти надоесть, с готовностью снарядили небольшой караван для спустившегося с гор «горного старца» и его новой жены. Почтовое дело в татаро-монгольской державе было поставлено образцово, ямская служба, несмотря на боевые действия, продолжавшиеся в разных частях еще далеко не замиренной евразийской империи Чингизидов, работала бесперебойно, и через несколько месяцев имам мулидов оказался в Каракоруме. Относительно дальнейшего хода событий существуют различные версии. Многие историки считают, что Великий хан Менгу наотрез отказался принять низаритского имама и прогнал его обратно. В пути последний «горный старец» и имам ассасинов пропал без вести. Судя по всему, он был ликвидирован монголами за ненадобностью.
Как писал Рашид ад-Дин Фазлуллах Хамадани: «Затем он (Хулагухан – В.А.) отправил его (Хуршаха – В.А.) на служение каану (Великому хану монголов Менгу– В.А.). О смерти его рассказы различны (есть среди этих рассказов и такой, согласно которому низаритского имама, из уважения к его высокому, хотя и в прошлом, сану, казнили без пролития крови, насмерть затоптав сапогами, а не зарубили, как всю его свиту – В.А.). Подлинно то, что когда до каана дошло известие, что едет Хуршах, он… послал гонцов, чтобы его по дороге убили (согласно этой версии, получается, что последний имам измаилитов даже не доехал до велико-ханской ставки! – В.А.). Так проходит слава мира…
Следующей целью повелителя монголо-татарских завоевателей, принявшего, после разгрома низаритов, титул ильхана (вассала Великого хана), была столица аббасидских халифов – сказочно богатый город Багдад (название которого означает, в переводе с персидского языка, «Богом данный» или «Дар Бога»). Монголо-татары уже пытались овладеть Багдадом в 1238 году, но безуспешно. К описываемому времени халифы багдадские практически утратили всякую реальную власть, кроме духовной, над мусульманским (а фактически – суннитским) миром, выполняя (сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабеках, а позднее – при египетских султанах) роль, сравнимую с ролью средневековых японских микадо (тэнно) при воинственных сёгунах – носителях реальной власти (а впоследствии – с ролью лишенных реальной власти сёгунов при ставших носителями этой реальной власти сиккэнах).
Тем не менее, халиф багдадский Мустасим (подобно папе римскому в Италии) по-прежнему владел своей собственной территорией, защищать которую от монголо-татар он вознамерился во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека. Сам халиф был, по приказанию ильхана Хулагу, по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; по другой версии – плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими лошадьми; по третьей – привязан к хвостам четырех диких коней и разорван ими на части; по четвертой – брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся; по пятой (приведенной в уже цитировавшейся нами выше книге венецианского купца и путешественника Марко Поло – между прочим, много лет служившего Великому хану монголов Хубилаю в далеком Китае, центре Великого Монгольского Государства – и объездившего все татаро-монгольские владения) – заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ – и все это лишь для того, «чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных»! Истреблены были также сыновья и прочие сородичи халифа. Правоверные мусульмане-сунниты остались без своего верховного владыки (впрочем, шиитам и, в том числе низаритам, до этого не было никакого дела).
В 1261 году мамелюкский султан Египта Бейбарс (куман, то есть кипчак, или, по-нашему, половец, по происхождению, а по другой версии – черкес) пригласил единственного уцелевшего после разорения Багдада монголами Аббасида – дядю (по другой версии – брата) убитого монголо-татарами халифа Мустасима – к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в египетской столице Каире аббасидских халифов как гарантию легитимности своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 году последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (так османы называли захваченный ими в 1453 году Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана-падишаха Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере, формально) не только светским, но и духовным владыкой почти всех мусульман мира (придерживающихся суннитского толка ислама). Его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха, да уцелевшие измаилиты-низариты, считавшие (да и по сей день продолжающие считать) таковым Ага-хана, потомка последнего «горного старца» и имама (о нем у нас еще пойдет речь далее).
Разрушение столицы багдадских халифов татаро-монголами вселило страх в сердца всех магометан мира (кроме, разве что, измаилитов и других шиитов) и радость – в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение «Второго Вавилона» (так христиане именовали Багдад, в отличие от «Первого Вавилона» – Каира), и даже величали татарского хана Хулагу «Вторым Константином», отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан.
Первым среди государств, расположенных на Восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения монголо-татар на Передний Восток для борьбы с исламом армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь (король) Хетум Армянский по собственной инициативе отправился со щедрыми дарами ко двору Великого Хана (каана) монголов Менгу. Хетум получил от Менгу-Хана ярлык (жалованную грамоту), утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства, армянскому царю были выданы монголо-татарами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей.
Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с монголо-татарами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Переднего Востока, нашла положительный отклик у всех тамошних христиан. Зять царя Хетума, «франкский» князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей «латинских» государств Леванта присоединился к армяно-монголо-татарскому военному союзу. Оба христианских государя (римо-католик и армяно-григорианский моно-физит) со своими войсками (а также православные грузинские воинские контингенты) влились в ряды монголо-татарской армии вторжения (включавшей в себя множество христиан преимущественно несторианского толка) и приняли участие в походе ильхана Хулагу на недобитых мусульман. В качестве награды за верность монголо-татары возвратили князю Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов, крепостей и замков, в том числе Латакию-Лаодикею, со времен султана Салах ад-Дина пребывавшую под властью мусульман.
Совместный поход христиан и монголо-татар против мусульманской Северной Сирии начался в сентябре 1259 года. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб, бывший некогда цитаделью покровителя низаритов – кровожадного султана Ридвана. В соответствии с монголо-татарской практикой, весь гарнизон и мусульманское население города были вырезаны. После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от монголо-татар и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 года без боя (а по утверждению Л.Н. Гумилева – после короткой осады) открыли ворота и сдали столицу мусульманской Сирии завоевателям. Начиная с достопамятного 635 года Христианской эры, когда халиф Омар, друг пророка Мухаммеда (тот самый, павший при входе в мечеть от кинжала перса Абу Лаулу Пероза), отвоевал этот город у православной Восточной Римской империи для мусульман, прошло ни много, ни мало – шесть веков (!), в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. С падением Дамаска, казалось, наступил конец господству ислама в Азии. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, монгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановления позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.
Первым из них была последовавшая в 1259 году внезапная смерть Великого хана монголов Менгу, вторым – военное столкновение между монголо-татарами и мамелюкским Египтом, неудачное для монголо-татар, третьим – головокружительный взлет египетского военачальника-мамелюка Бейбарса, ставшего новым султаном страны пирамид. После падения Дамаска монголо-татары направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти Великого хана, правящего миром из далекого Каракорума. Однако султан мамелюков Кутуз, выслушав монгольского посланника, велел обезглавить его вместе со свитой. Незадолго перед тем аналогичный поступок с монголо-татарским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю, окончательно сломившему власть сельджуков над Средней Азией – хорезмшаху Мухаммеду (знакомому людям моего поколения, прежде всего, по одной из любимых книг нашего детства – историческому роману Василия Григорьевича Яна о Чингиз-хане). Отныне война монголо-татар с последней еще не покорившейся им великой исламской державой стала совершенно неизбежной.
Если бы не внезапная смерть каана Менгу, монголо-татарская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, несколько преувеличенным) не меньше ста тысяч сабель, при поддержке крестоносцев, армянского войска, грузинских отрядов и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского Полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти монголов. Однако смерть Великого хана в корне изменила ситуацию, и ильхан Хулагу отреагировал на нее, как в свое время Бату-хан, полководец бывшего Великого хана Угедея и покоритель Восточной Европы. Когда Бату-хан в 1241 году, опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти Великого хана и о созыве курултая, он немедленно повернул со своим войском назад в Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить за свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу-хан после смерти Менгу-хана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток.
ebooksa