– Как думается тебе, мелюзге будут очень рады?
– Я… – глаза малолетки метнулись к ней.
– Мне думается, что нет.
Танюша стушевалась. Не выдержав её взгляда, малявка поспешила отвернуться к стене. А Маришка не смогла сдержать улыбки. Обида хоть немного, но отпускала её.
– Мне страшно оставаться одной… – голос Танюши был настолько тих, приглушённый стеной, что приютские едва его уловили.
– А? – Настя сердито зыркнула в спину малолетки. – Что ты там бубнишь? Говог'и ног'мально или – ещё лучше – вообще помолчи.
Маришка вяло усмехнулась. И вернулась к своим записям, посчитав, что разговор окончен.
Но нет.
Настя закрыла изрядно похудевшую сумку и аккуратно задвинула её под кровать. После чего повернулась к подружке.
– Эй!
Приютская в два шага пересекла комнату и положила ладонь на шершавую и серую страницу дневника:
– Мы
Маришка выдернула тетрадку из-под чужих пальцев. Она ненавидела, когда кто-то трогал
– Должны? – она подняла на подружку заблестевшие злобой глаза.
«Должны?
– Должны.
Маришка сверлила подружку глазами, прежде чем нарочито насмешливо фыркнуть.
– Маг'ишка… – предостерегающе прошипела Настя.
Но та в ответ лишь откинулась спиной на подушку, устало прикрывая глаза.
Это было невозможным – не хотеть чего-то, что