Гражданка Иванова, вас ожидает дракон

22
18
20
22
24
26
28
30

— Желали, чтобы я услышала о вашем подвиге? Ещё бы! Герцог спас крестьянку! Он герой! — продекламировала Василиса, приставляя ко рту рупор из ладоней.

— Но теперь-то ты знаешь, какими опасными бывают новые знакомства? Как я мог позволить увести неизвестно куда мою… к-хм… служанку. Кстати, что тебе сказал Солеро? Когда ты за одно мгновение покрылась колючками, я понял, что должен вмешаться.

— Но разве вы не заметили, что, кроме меня, еще кое-кто покрылся колючками. Тот, кто целуется на верную десятку. Качерская царевна не простит, что вы бросили ее посередине танца.

— Я улажу эту проблему завтра. Так что тебе сказал Солеро?

— Поинтересовался, побывала ли я в вашей постели. Я не могла ответить «нет», что меня и разозлило, — Вася не рискнула произнести, что Солеро оскорбил ее неразборчивостью в связях. Кто она и кто родственники-лорды? Драгоны, как бы они ни ненавидели друг друга, всегда помирятся, а служанка останется виноватой.

— Ты еще и скромная. Тоже одно из достоинств, за которые можно полюбить.

— Я херессита. Моя скромность ложная, — платье вновь сделалось красным, когда Василиса вспомнила о произнесенном в любовном бреду пожелании «целуйте меня везде».

— Спорить не буду, потому что собираюсь насладиться и этим твоим талантом, — герцог тоже помнил о ее нескромном поведении.

Вася, сгорая от смущения, отошла в сторону, провела пальцем по каменному узору из лютиков. Чтобы увести разговор с щекотливой темы, произнесла первое, что пришло на ум:

— Почему наверху лютики из мрамора или из дерева похожи друг на друга как близнецы, а здесь, в подвале, они какие-то недоделанные.

— В смысле?

— Вот, смотрите, — ее палец дрожал, когда она указывала на пустоту. — Никаких цветов и листочков, одни загогулины. А здесь над загогулиной выбит какой-то невнятный бугорок.

Она заглянула за винную полку.

— Ой, а там бугорок сделался крупнее. Кажется.

— Оставь. Давай вернемся к нашему разговору о херессите, — герцог согнул ногу в колене, положил на нее руку. Осознание того, что под платьем Гражданки ничего нет, делало тему «распутства» крайне волнительной.

Но, увы, Василису, одежда которой приобрела густо оранжевый цвет, что означало крайнюю степень азарта, намек на чувственное продолжение не отвлек. Она решительно прошла к лестнице и сняла со стены факел.

— Вы должны это видеть! — кинула она герцогу, принуждая его подняться. — Я думаю, скульптор изобразил бутон, просто его в темноте не разглядеть. Вам не кажется это удивительным?

— Какая разница? Цветок, бутон?

— Ну как вы не понимаете, она повела факелом вдоль узора, — во всем замке лютики как замороженные, а здесь вдруг движение. Неужели вам неинтересно, что хотел сказать скульптор? И почему здесь, в подвале?

Видя, что проще подчиниться, чем разубеждать Василису, что скульптор просто экспериментировал, был в художественном поиске, чтобы потом разукрасить весь замок совершенными по красоте эмблемами рода Хариим, Фольк поднялся. Перехватил из рук Василисы довольно увесистый факел, ткнул им в стену, чтобы разглядеть изыскания художника.