Союз пяти королевств. Трилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

Глава 23

Лозу вынесло к его дому на болоте. Он сам не ожидал, что вывалится из наспех открытой дороги бахриманов именно здесь. Память принесла его в то место, где он когда-то был счастлив. Дети всегда счастливы, если с ними рядом любящие родители. Саардис, понимая, что стоит промедлить хотя бы на мгновение, и он погибнет под рушащимся сводом пещеры, подспудно искал надежной защиты. Такую когда-то давал ему отец.

– Пока ты был жив, – произнес бахриман вслух и повернулся на бок. Он оказался лежащим на своей кровати. Тряпки отсырели и пахли мышами.

Стуча зубами от холода, Лоза наспех умылся дождевой водой, скопившейся в лохани, снял с себя грязную одежду, достал другую, хорошо сохранившуюся в добротно сколоченном сундуке. Огладил прибившийся от долгого лежания мех.

– Дорогу идущему бахриману!

Он похвалил себя, открыв портал не в самом монастыре, и даже не у его стен, а на нависающей над ним скале. Подобравшись к краю, Саардис лег на стылую землю и посмотрел вниз.

Вместо городища с двумя крепостными стенами, сторожевыми башнями, высокой колокольней и центральным зданием с входом в драконьи пещеры зияла огромная дыра. Где-то на ее дне полыхало пожарище.

«Горючие камни, – Лоза понял причину столь яркого пламени. В жаре камней из Тонг-Зитта плавились валуны, не говоря уже о телах всех тех, кого завалило или замуровало, – даже они из несущих благо превратились в зло».

Вокруг ни души. Даже птиц нет. Молчит и лес, по-своему переживая трагедию.

Вспомнился приказ Мякини закрыть врата и никому не покидать монастырь. Что это? Ошибка? Или ее умело подвели к такому решению?

«Даже если бы люди захотели убежать, не смогли бы».

Щеку опалило холодом. Лоза поднес к лицу пальцы и только тогда понял, что плачет.

Поднялся, мысленно представил каменный гроб.

Если не получится, то лучше лежать рядом с ними, чем жить с таким грузом одному.

– Дорогу идущему бахриману!

***

Добрю провели к королю сразу же, как только узнали, что она из монастыря Мятущихся душ.

Монахиня поправила платок, несколько раз сжала и разжала пальцы. Руки закоченели, пока она летела на чужом драконе, чей погонщик не озаботился ни горючими камнями, ни хоть какой-нибудь шкурой для пассажира.

«А содрал, подлец, за час полета втридорога»

О медвежьей, что осталась лежать в монастырской люльке, Добря даже не вспомнила – так стремилась побыстрее попасть во дворец.