Орган геноцида

22
18
20
22
24
26
28
30

Ирония. Впервые Джон Пол выразил ко мне хоть какие-то чувства или хотя бы их подобие. Да, враждебность, но я не разозлился, а, напротив, выдохнул с облегчением.

– Тяжело, но ничего не поделаешь. Такая работа, – ответил я как можно безразличнее, но Джон Пол восторженно улыбнулся:

– Рассказывай мне сказки о том, как тяжело. Я же знаю про боевую регулировку эмоций. Чтобы вы не колебались и потом не терзались за то, что убивали детей. Ты спускаешь курок без всякого зазрения совести. Или я не прав?

Я молча слушал, что он скажет дальше.

– «Такая работа». Знаешь, сколько зверств с начала девятнадцатого века совершили самые обычные люди, которые обычно и мухи не обидят, прикрываясь фразой «такая работа»? Нацисты загоняли евреев в газовые камеры – «такая работа». Пограничники расстреливали беженцев из ГДР в ФРГ – «такая работа». «Такая работа», «такая работа». Никто не заставляет идти в солдаты и телохранители. Всякая работа существует, чтобы подавить совесть. Капитализм – изобретение протестантов. Они завещают трудиться и откладывать деньги. Немного перефразирую: работа – это религия. По части фанатизма разницы никакой. Мне кажется, люди это подспудно замечают. И некоторые даже готовы признать.

– Ты сам трудоголик похлеще меня. Катаешься по всему миру и учиняешь резню со спокойной миной.

– И не поспоришь! Мы с тобой одного поля ягоды.

– Не смешно.

– Я и не смеюсь. Хочешь, кое в чем признаюсь? Я всего лишь произношу заклятья. Лично я не сделал ни одного выстрела и не поджег ни одного дома. Я не чувствую, каков результат моих трудов. А вот про тебя – не знаю… Ты что-нибудь чувствуешь отрегулированным для боевой задачи мозгом? Чувствуешь облегчение или вину за то, что отстреливаешь детенышей? Скажу тебе. Просто и прямо. После того, как военные врачи оптимизируют твои чувства, ты расправляешься с врагами хладнокровно, с полным отчетом своим действиям. Еще раз подчеркну. Ни ты, ни, боюсь, твои товарищи, не чувствуете всей реальности происходящего, хотя лично участвуете в настоящих боевых действиях. Вам не хватает эмоций, которые полагается переживать человеку после убийства врага. Я уверен, ты сомневаешься, сам ли ты испытываешь жажду крови или ее тебе тоже отрегулировали.

Он попал в яблочко. Я почувствовал ненависть к этому болтуну. Весь вагон трясся, и только он один, казалось, сидел спокойно и неподвижно. Словно дрожащий фон отсняли на другой студии и потом смонтировали их вместе.

– Я понимаю. Душевная травма на работе – не дело. Поэтому вы проходите регулировку. Вот как рабочие на заводе надевают перчатки, вы защищаете себе психику. Точнее, разрешаете защитить. Позволяете себе отнимать жизни, притом маленькие жизни, и ничего при этом не испытывать. В каком-то смысле это даже ужаснее, чем просто убивать детей.

– Вот от кого не хочу такого слышать, так это от тебя.

– Признай: мы оба жестоки. Хочешь, расскажу кое-что любопытное? Ваши консультации перед миссиями очень напоминают то, что делает с мозгом грамматика геноцида.

– Я не такой, как они, – бросил я, кивая на офицеров Хинду-Индии. – Мы проходим процедуру, которая повышает в нас инстинкт самосохранения. Мы не отрезаем детям руки под видом всяких бессмысленных ритуалов.

– Все то же самое. Между нападением и защитой не такая большая разница. Грамматика геноцида регулирует функции мозга, связанные с совестью. Подавляет их, перенаправляет систему ценностей в определенном направлении. Это ничем не отличается от того, как вы запечатываете альтруизм, который, может, в вас даже сам по себе никуда не девается. Сдерживаются отдельные модули мозга. Просто вы добиваетесь этого эффекта через передовые технологии, а я – древней силой слова.

– Если ты пытаешься всякой научной болтовней убедить меня, что человеку по натуре свойственна доброта, то наш психолог мне уже все рассказал. Звучит как что-то сектантское, – с саркастической ухмылкой заметил я.

– Думаю, просто слово «совесть» не самое удачное, – на полном серьезе возразил Джон Пол. – Я подразумеваю под этим понятием баланс системы ценностей в мозге. Мозг обрабатывает требования и запросы, которые формируют различные модули, оценивает возможные риски и последствия. Совесть – результат оценки. В нашем сознании сталкивается огромное число ценностей, и чистая совесть балансирует на тонкой грани между ними. Ослабление отдельных модулей приводит к тому, что силы уравновешиваются немного иначе. Грамматика геноцида блокирует крошечную функциональную область мозга. И в результате общество скатывается в лихорадочное состояние, а на поверхность вылезает то, что сидело глубоко в подсознании: массовая резня. То же самое, что частичное подавление совести, которое вам перед миссией навязывают через процедуры и консультации.

Эти, из Хинду-Индии, поддались на колдовство Джона Пола и пропахали борозду на убийственном поле. Так же и мы выстроили башню из детских трупов с помощью медицинской процедуры, которую провели заключившие контракт с американским военным ведомством врачи.

Я не нашелся, что возразить.

Но… В отличие от той встречи в Праге, на этот раз я чувствовал в голосе Джона Пола возбуждение. Может, у загнанного в угол чудовища развязался язык? Джон Пол много болтал. Кажется, даже наслаждался процессом. Может быть, таким образом он пытался скрыть волнение, но все-таки больно он жизнерадостный. При этом я не чувствовал в нем истерического экстаза, столь характерного для эйфории, вызванной страхом. Он сохранял странное спокойствие.