Орган геноцида

Меня уже охватывала меланхолия. Я с трудом вытащил на поверхность чувство долга и доложился в ближайший лагерь:

– Егерь – Офису. Задание выполнено. Посылка у нас. Включая ценный груз. Раненых нет. Возвращаемся.

5

Поезд нам достался – винтажная диковинка прошлого века. Он пережил ядерную войну и до сих пор катался по индийским железным дорогам, как будто простота гарантировала прочность. Мы сбежали из зоны влияния Хинду-Индии на вертолете, пришли в себя в лагере «Юджин и Круппс» на границе боевых действий и в точном соответствии с планом отправили заключенных поездом в Мумбаи. За исключением Джона Пола, главарей Хинду-Индии мы собирались передать прокурорам Гаагского суда, а там их уже поместят куда надо, в «Паноптикон». На этом наша миссия заканчивалась.

Мы приземлились довольно близко к границе с Пакистаном, и в воздухе чувствовалось напряжение. Сливки «Юджин и Круппс» с утра до ночи не спускали глаз с леса, а точнее – с какого-то пятачка за ним, который контролировала Хинду-Индия. Кажется, та компания, которая доставляла провизию команде возрождения в Мумбаи, досюда не добиралась. Я не раздобыл такого же пайка, который нам давали в городе, за все четыре дня, что мы там провели. Впрочем, не то чтобы я жаловался на UGR[32], которые мы в итоге ели.

Солдаты… Мне сложно называть ребят с ружьями на передовой работниками, поэтому – солдаты, помеченные инициалом «E», как одержимые следили за лесом. Леланд спросил, на что они там смотрят, и один из бойцов сказал: «Мы не смотрим. Мы прислушиваемся: может, будут крики». Если погибало разом много людей, обязательно доносились стоны. Когда вместе кричали десятки, сотни умирающих, в индийские небеса вздымался столп голосов. Солдаты называли его «лигети». Изначально это вроде бы придумал какой-то большой знаток современной музыки, а потом оно закрепилось. Насколько я понял, слово пошло от фамилии композитора – его музыка звучит во время фантасмагорических сцен в конце «Космической одиссеи 2001 года».

Судя по тому, что нам рассказали солдаты, «Юджин и Круппс» еще не переступали лесную черту. Как-то раз они уже неудачно попытались напасть на Хинду-Индию в сотрудничестве с ВС ООН, и с тех пор граница установлена здесь.

Поэтому солдаты с нашитыми «E» ужасно хотели знать, что мы расскажем об операции по ту сторону. Что там за мир? В самом деле повсюду валяются тела жертв геноцида? Мы для них стали кем-то вроде капитана Уилларда, вернувшегося из царства полковника Курца.

Ходили слухи, будто дикари в Хинду-Индии обедают мусульманами, поклоняются оставшейся со времен войны ядерной боеголовке и украшают ее ушами убитых. Идиотские выдумки, но даже в наш информационный век на передовой всегда бродит подобный фольклор. Ничего удивительного, что в отвратительно душной стране, где за непонятной темной границей леса обретается враг, которого никто никогда не видел, в разговоры просачиваются сюжеты как будто из «Собачьего мира»[33].

Неприятеля не видели, не сталкивались с ним, не дрались. Такого врага, понятное дело, низведут до дикаря, и к тому же солдаты обожают страшилки. Корабли-призраки и даже призрачные субмарины, духи немецких солдат в литовских лесах. Здесь, в Индии, тоже водились свои мертвецы: ночью в чаще бродили толпами жертвы геноцида, среди них попадались убитые в Хинду-Индии мусульмане и буддисты. Эти истории появились уже давно и наводили ужас на набившихся на базу солдат.

Почему те, кто постоянно сражается бок о бок со смертью, боятся привидений?

Подводники постоянно рискуют напороться на мину или погибнуть под толщей воду, но травят байки о призрачных субмаринах. Солдаты, застрявшие на передовой, шушукаются про убитых, которые являются по ночам и уводят товарищей за собой. Даже когда смерть дышит человеку в затылок, он не перестает бояться гостей с того света. Перед неотвратимой реальностью поля боя за жизнь боишься из-за выдумок… хотя, пожалуй, в данном случае правильнее будет сказать – безумных фантазий.

Я уже много раз думал, не призрак ли Джон Пол. Он вроде духа, который бродит по земле и сеет смерть. Эфемерное чудовище, порожденное чьей-то непонятной и неистовой мечтой. Можно поймать человека, который представился тем самым Джоном Полом, но жуть никуда не уйдет. Ведь под пение а капелла этого похожего на ученого человека убивают друг друга толпы.

Утром мы поехали к станции на дополнительно бронированном «Страйкере». Пленники валялись без сознания от нокаутирующих накладок, и мы их погрузили как попало. Когда добрались до поезда и привели их в чувство, оказалось, что они потянули себе шеи и плечи. Пока сгружали арестантов, те пытались растирать затекшие мышцы. Один из военачальников, которые довели Индию до ядерной войны, даже пожаловался, что мы жестоко обращаемся с пленными.

– На колени! – велели ребята Леланда, выстроив Джона Пола и остальных мужчин на платформе.

Именно в такой позе мы за ними наблюдали, пока не прибыл поезд. Чтобы сбежать, им бы потребовалось для начала встать на ноги. Многовато движений, чтобы рвануть, пока отвлекся надзирающий.

Поэтому и на поезд, подкативший к платформе, пленникам тоже пришлось смотреть снизу вверх. Мы отхватили под свои нужды три первых вагона дизельного старичка. Сами расположились в первом и третьем, зажав вагон с пленниками между нами, как начинку сэндвича. В остальном составе набились, как консервы, местные, которые, видимо, направлялись в Мумбаи. Пассажиры сидели даже на крыше. Типичная картина для бедной страны.

Зачем им в Мумбаи? Они что, бегут подальше от Хинду-Индии? Или от нищеты? Мне вспомнились бараки вокруг железной дороги и берег с кастой прачек. Ну вот доберутся эти люди до вожделенной цели, и что дальше? Кто не подастся в нищие, пополнит, видимо, все те же бараки. Может, их отсюда вытащили мумбайские родственники? Если нет, то получается, что поезд – просто ящик, набитый новыми обитателями для барачного моря. В Мумбаи без всяких заборов отгорожен от жизни города целый концлагерь – он называется нищетой. Наш поезд не сильно отличается от тех, на которых нацисты увозили евреев.

Колеса скрипели о кривоватые рельсы, заметно трясло. Прямо поезд Калашникова: надежный, но грубоватый. Я слышал, часть народа валится с крыши по дороге. И даже представить страшно, что станется с задницей после нескольких часов на жестком сидении.

– Пойду взгляну на наших доходяг, – сказал я, поднялся и зашагал в следующий вагон.