— Мы с тобой не пара, — говорила я вчера, максимально твердо отстранившись от эмоций, — и никогда не будем парой, потому что это просто невозможно. Ты — слишком сложный, Тимур.
— Сложный? — это было вчера, но я очень четко запомнила эту кривую едкую ухмылку. — Сложный для тебя, Кексик?
— Сложный для меня, — повторила тогда за ним, — ты — занимался дайвингом в Египте и Турции, я — на выходных поеду в деревню Муханки, к маме, картошку окучивать. Ты тягаешь штангу, а я — и семь тысяч шагов за день не всегда прохожу.
Правда, правда, правда. Ничего кроме правды.
Но на самом деле, что могло у нас с ним получиться? Ничего толкового!
На самом деле, поездка в Муханки — самый лучший способ и самой отвлечься от мыслей о Бурцеве, и Маринку отвлечь от моей ужасно интересной личной жизни. Потому что сложно вообще задумываться хоть о чем-то постороннем, после того как на втором неосторожном шагу за дверями железнодорожной станции влепляешься прицельно в свежую коровью лепеху.
— Да блин! — Маринка возмущенно уставляется кипучим взглядом на осквернительницу её любимых кроссовок.
— А я тебе говорила, не надевай их, надень что-нибудь старенькое…
Маринка зыркает на меня еще более кровожадно, чем только что смотрела на лепеху.
— Не злорадствуй, Юлечка.
— Буду! — коварно отрезаю я, во многом потому что лично мой рассудок не выпустил меня из дому без резиновых сапог, и я их, как последняя лохушка, надела именно что дома, чтоб потом в электричке носками с динозавриками не позориться.
— Ах та-а-ак… — сестра тянет это со злорадством дикого гения, — а я тогда… А я тогда…
— Что? — ехидничаю насмешливо, как всякая старшая сестра над непутевой младшенькой. — Что ты мне сделаешь, малая?
— Маме расскажу! — емко отрезает Маринка, и вот это уже оказывается нож в спину.
— Что расскажешь? — в панике подпрыгиваю я.
— Все! — угрожающе коротко роняет паршивка и прибавляет шагу.
— Что все? Не скажешь же про ресторан? Марин, я еще жить хочу!
Увы мне, увы — но в сестры мне досталась не иначе как подколодная змеища. И всю дорогу по долгой центральной улице Маринка молчит. И только коварная улыбка на её губах не меркнет ни на один лучик.
— Чтоб я тебе еще рассказала хоть что-нибудь, — бросаю раздосадованно, привычно нашаривая щеколду с той стороны калитки.
— А больше ничего и не надо, — вероломно отбривает младшая, и это уже даже не нож в спину. Это копье, прямо в сердце! Правда, ничего мне больше не остается. Только — примириться со своей участью.
ebooksa