Кексики vs Любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

— А что? Тебе так хотелось большего? — сверкает глазами Тимур. — Только я продолжу не раньше, чем ты скажешь, что рада меня видеть!

— Больно надо, — скрещиваю руки на груди, — может, тебе еще и за окученную картошку спасибо сказать? За три боровка с половиной?

По уму, оно, конечно, надо было бы сказать “спасибо”, но…

А рожа не треснет?

— Нет, спасибо, — Бурцев с чувством собственного достоинства задирает подбородок, — ты меня уже поблагодарила, Кексик.

— Это когда?

— Как это когда? — Тимур саркастично закатывает глаза. — Когда мешком по голове треснула. Ты ж хотела, чтобы я увидел небо в алмазах? Я и увидел. Благодарю покорно. Пожалуй, работу продолжать не буду. Всю вашу оплату, боюсь, не вывезу.

— Я в этом даже не сомневалась, — ядовито кривлю губы, — известно же, что качки не умеют работать подолгу.

Вжик…

Кажется, я слышу, как лязгает брусок об косу Смерти — так убийственно на меня глянул Бурцев.

И в тишине, что повисла между нами, мне удается явственно расслышать голос Эльнуры Максимовны.

— Уже близко, бабоньки. Вон Танькина калитка. Щас мы энтого расхитителя уму-разуму-то научим!

— Наконец-то хоть кто-то его за яйцы взял! — слышу голос Тамары Прокофьевны, яблочницы с соседней улицы. — А то наш участковый месяц уже даже не чешется.

— А плювать нам на того участкового, — бодро и кровожадно откликается неопознанная мной бабулька, — мы и сами справимся. Максимовна, ружье сползло…

Вот блин!

Судя по этому приближающемуся гомону, моя нечаянная откровенность с соседкой по огороду кажется привела к тому, что все муханковские пенсионерки, на чьи картофельники залезали бомжи и алкоголики, воспылали жаждой мщения.

И…

— Бежим! — выдыхаю я и срываюсь с места, волоча за собой Бурцева. Он вроде и не упирается, но возражения все-таки находит.

— Дом в другой стороне.

— Да нельзя нам в дом, дурень! — рычу я шепотом. — Они ж туда и придут. Придут и порвут тебя на лоскуточки.