Дерево красной птицы

– Тогда я не понимаю, почему ты так упираешься? Вот если бы ты соблазнила Мунно, еще когда жила в его доме, то уже давно бы нашла способ выбраться! Только зря время потратила в плену!

Кымлан хмыкнула. Эта мысль была слишком нелепой, чтобы даже прийти ей в голову. Стать женщиной Мунно? Большей глупости и представить нельзя! К тому же в ее сердце жил лишь один мужчина, и для другого там не осталось места.

– Я не могу действовать как… – Она замялась, подбирая слова.

– Как женщина, – подсказала Сольдан и тяжело вздохнула. – Понятно, честь когурёского воина и все такое… Я спать.

Она обреченно махнула рукой и вернулась на лавку, где свернулась калачиком, сердито подоткнув под голову солому.

Кымлан улыбнулась. Эта девчонка была полной ее противоположностью, однако именно она стала для нее самым близким человеком в этой деревне. Словно Небо послало ей верного друга после того, как Чаболя не стало.

Два месяца прошло с тех пор, как Кымлан стала рабыней, но она помнила первый день своего появления здесь, словно это было вчера.

Ее везли в деревянной клетке, как преступницу. Ехали долго; телега подпрыгивала на ухабах, местами застревала в размытой земле, и от тряской езды у Кымлан болело все тело. Она уже в сотый раз вспоминала день казни. Алая лента крови, тянувшаяся к ней от Чаболя, стояла перед глазами. Она так и не смогла взглянуть на бездыханное тело друга, поэтому все, что сейчас помнила, – это лишь красный отпечаток смерти, преследовавший ее даже за закрытыми веками.

Мучительные мысли клевали ее, как стервятники, шептали: «Это твоя вина, они все умерли из-за тебя! Ты не заслуживаешь жить!» Разве имела она право дышать, в то время как убитый Чаболь теперь кормит зверей и птиц в Священной роще?

Кымлан проглотила выступившие слезы и упрямо подняла голову. Чаболь, этот бедный мальчик, любил ее как сестру и так старался сохранить ей жизнь, что она просто не могла сдаваться. Она дорого заплатила за свое существование бесценными жизнями казненных воинов и не допустит, чтобы их жертва стала напрасной. А по возвращении домой обязательно отомстит. Мохэ умоются собственной кровью, и каждый причастный к смерти когурёских воинов пожалеет, что появился на свет.

«А как же Мунно?» – некстати напомнил внутренний голос. Он спас ее, рискуя не только навлечь на себя гнев отца, но и потерять доверие подданных. Хоть Кымлан и не знала мохэского, но прекрасно поняла суть разговора в лесу, когда Мунно собирался отпустить пленницу. Он не побоялся пойти против законов своего племени ради спасения врага, и это пробудило внутри нее смесь противоречивых чувств: от слепой ярости до тлеющей в самом дальнем уголке сердца щемящей благодарности. Нет, мстить Мунно она совершенно не хотела и злилась на себя за то, что не получалось его ненавидеть.

Кымлан думала, что судьба окончательно развела их в разные стороны, когда ее увезли в одно из самых удаленных селений мохэ. Именно поэтому сегодняшняя встреча в деревне стала для нее полной неожиданностью.

Последняя ночь в доме Мунно прошла тягостно. Кымлан ворочалась на жесткой лавке и не могла сомкнуть глаз, то и дело возвращаясь мыслями к внезапному пожару. Когда ужас и потрясение немного отпустили, ее душу пронзил яркий луч отчаянной надежды: а вдруг это был принц Наун? Неужели сила его любви так велика, что он осмелился пойти против воли отца, чтобы спасти свою женщину, даже когда весь мир отвернулся от нее? Ей было стыдно за такие мысли, но в то же время хотелось верить, что это правда. Однако Мунно сообщил, что никаких следов неприятеля в лесу не обнаружилось. Судя по тому, какое спокойствие царило в мохэском городе, внутреннее расследование тоже не выявило предателей. Тогда откуда же взялся огонь?

Погруженная в свои мысли, Кымлан даже не заметила, как дорога стала ровнее, и телега остановилась. Сквозь толстые жерди клетки она увидела глубокий ров, у края которого они стояли. Через несколько минут перед ними опустился деревянный мост, и лошади вновь двинулись в путь.

Кымлан оглянулась на оставленную позади дорогу и печально вздохнула, когда ворота закрылись. Теперь она отрезана от свободного мира.

Один из стражников открыл клетку и, прорычав что-то на мохэском, грубо выволок Кымлан. Связанные за спиной руки ужасно мешали ей, и она едва удержалась на ногах. Она быстро осмотрелась по сторонам, стараясь определить, куда ее привезли.

На первый взгляд деревня казалась совсем маленькой: несколько бараков для рабов и около десятка вооруженных до зубов стражников по периметру. С четырех сторон поселение окружали вышки. С каждой из них на новоприбывшую девушку недобро взирали по два вооруженных луками мохэсца. В центре крошечной площади стоял большой, покрытый соломой дом на деревянных сваях, который, очевидно, был предназначен для кого-то важного. Еще несколько охранников были расставлены возле входа в здание и у подножия высокой деревянной лестницы. Итого около двадцати вооруженных бойцов. С таким количеством мохэсцев Кымлан точно не справится, даже будь у нее оружие. Кроме того, деревню окружал высокий забор, перелезть через который без посторонней помощи было невозможно.

Она понуро опустила голову: сбежать будет очень сложно, и в одиночку ей это не провернуть.

Оглядываясь по сторонам, Кымлан невольно остановилась, и тут же получила тычок в спину. Ее вели к большому бараку, ближе всех стоявшему к лесу. Покосившаяся деревянная дверь распахнулась, и стражник втолкнул ее внутрь.

Кымлан замерла на пороге, пытаясь привыкнуть к полумраку: окон в помещении не было, свет проникал лишь через многочисленные щели в стенах, и в сером сумраке затхлой комнаты трудно было что-либо разглядеть. Когда глаза немного привыкли к темноте, она различила два ряда деревянных, покрытых соломой скамей, вроде той, на которой она спала в доме Мунно.