Не знаю

Без сновидений, без пробуждений, без будильника.

* * *

На вечерней службе бывает побольше народу, но все равно не много. Есть среди прихожан одна дама, Вера Сергеевна, отец Владимир – ее духовник. Это высокая и корпулентная женщина лет, наверное, под пятьдесят… да, выходит, когда мы познакомились, ей было примерно столько, сколько мне сейчас.

Она иногда приходит с мальчиком, подростком лет тринадцати. Это сын. Но они совсем не похожи: у нее крупные, выпуклые черты, толстые губы, нос большой картошкой, большие ярко-голубые глаза. Парень весь узкий, худой, с лисьим, тонким лицом, темными глазами.

– Анна, – однажды говорит мне Николашка, – меня Вера Сергеевна попросила помочь на даче с садом. Поехали со мной.

На даче у Веры Сергеевны – это деревянный, крашенный в светло-голубое, в традициях академических дач, с большой застекленной террасой дом – всегда кто-то живет. Приезжие строители, которые вроде закончили перестраивать терраску, но жить им негде, поэтому они скоро будут ремонтировать погреб, а пока просто живут; бывший гонщик, оставивший карьеру из-за проблем с алкоголем, который вроде бы помогает по хозяйству, а на самом деле тихо побухивает в саду под сиреневым кустом; бывший муж, вроде бы изгнанный за многочисленные похождения и алкоголизм, а пока ему деваться некуда. Вот теперь и мы с Николаем. Но мы честно работаем, вы не подумайте.

В доме живут три собаки – все найденыши, конечно же, «дворяне» – и кот. Последний считает себя коренным и собак держит в страхе. Время от времени к этому стаду прибавляется очередной подкидыш или найденыш, которого Вера отмывает, откармливает, делает прививки, пристраивает. Один из таких временных жильцов оказался с раковой опухолью и вскорости после своего появления умер – у Веры на руках.

Вся эта гвардия осенью дружно переезжает в большую квартиру в сталинском доме на Соколе. Здесь висит портрет Веры в трехлетнем возрасте кисти классика и рисунок-пейзаж другого классика, ныне здравствующего. Стоят антикварные настольные часы, очень маститые, но сломанные. Это единственное, что осталось от матери, дворянки голубых кровей. Был еще бабушкин персидский ковер.

– Но знаете, Анечка, Борю на него вытошнило, Дуся на него написала, а Гоша навалил кучу. Я понесла в химчистку, но мне сказали: нет, не возьмемся. Сам ковер слишком старый, а вот эти все вещества, все эти какашки, а особенно моча, понимаете, слишком едкие. Пришлось выбросить.

Обои в коридоре в масляных пятнах – фантазия бывшего мужа, который в приподнятом под воздействием алкоголя состоянии духа решил окропить стены подсолнечным маслом, аки елеем. Часть стен, правда, обновлена, но часть так и стоит.

– Вы понимаете, Анечка, у меня не доходят руки, мастер, который начал клеить, куда-то испарился, никак не найду другого.

Вася – приемный. Однажды вечером она обнаружила на лестничной клетке мальчика на вид лет восьми (а на самом деле десяти) с собакой. Оба – голодные, грязные и диковатые. По своей привычке Вера сначала втащила обоих в дом, помыла, накормила, парня переодела, постригла и причесала, а потом уже стала разбираться.

У Васи была где-то биологическая мать, но жил он всю дорогу по детдомам, из которых регулярно сбегал, как и в тот раз. Читал он совсем плохо, считал – по необходимости. Зато умел нюхать клей и уходить от ментов.

Лет десять назад у Веры была онкологическая операция. Ежегодно она проходит обследования, и, слава богу, пока все в порядке. Но минет десять лет нашего знакомства, и последует еще одна операция. В целом успешная, но здоровье Веры будет подорвано. Тело перестает слушаться, простые вещи – одеться, сходить в магазин – становятся целым мероприятием. Ты протискиваешь руку в рукав – и останавливаешься отдохнуть. Доходишь до магазина с перерывами, с остановками – магазин в соседнем доме, но ты шла целый час. Вася, к тому времени молодой человек, закончивший стараниями Веры не менее как Строгановку по одной из прикладных кафедр, кое-как помогает, ухаживает и за ней, и за животными.

На момент нашего знакомства Вася – на первый взгляд обычный подросток. Взрывы эмоций, качели настроения, к матери то хамство, то нежность. Привычка к побегам у него сохранилась, раза два в год Вера то с полицией, то в компании районных бродяг и наркоманов прочесывает подвалы, пустыри, стройки.

Вера показывала мне его рисунки. Я невольно вспоминала рисунки Егора, о которых рассказывал Николаша. Никто их так и не видел, этих рисунков, кроме матери, убитой горем; она, наверное, перебирала их бесконечно, а может быть, наоборот, сожгла от невыносимости воспоминаний.

Рисунки Васи были обычные. Он сам это знал, но Вера вселяла в него свою бесконечную веру в силу искусства, труда и таланта. Прикладная специальность в Строгановке избрана была как компромисс.

– Я считаю, Анечка, что у мужчины должна быть творческая профессия, но полезная, практическая.

Для помощи в учебе наняты были лучшие преподы. Василий и сам прилагал максимум усилий, надо отдать ему должное. Выпускные они сдавали буквально плечом к плечу, Вера подняла все связи, подготовила почву, сопровождала его на каждый экзамен. И далее каждый день, каждый час она была с ним рядом – то со скандалами, то с утешением, то с отчаянием, всегда с любовью. В качестве дипломной работы Вася выковал стальную розу и подарил Вере на день рождения.

Вера умерла от инфаркта. Вася был убит. Приехал из Америки ее сын – старший, родной – Алексей. Хоронили в нашей церкви. Так получилось, что я не была ни на похоронах, ни на поминках.

С наследством проблем не было, Алексей более чем благополучен, Васю Вера обеспечила квартирой еще при жизни, в наследство он получил ту самую дачу. Переехал туда, начал пить, попадать в какие-то сомнительные истории. Вся его биография и личность, выстроенные Верой, как-то в единочасье обрушились с ее уходом. Не прошло и двух-трех лет, как дача опустела, его след я потеряла.