Он встретился со мной взглядом и улыбнулся краем рта.
– Почему ты так на меня смотришь?
Изогнув бровь, я поднесла его указательный палец к губам и нарочито медленно слизала оставшуюся глазурь. Я ждала, что Рид вытаращит глаза и станет испуганно оглядываться, зальется краской и стиснет зубы, но нет – он снова остался невозмутим. И на этот раз ему даже хватило наглости фыркнуть.
– Да вы просто ненасытны, мадам Диггори.
Довольная, я встала на цыпочки и поцеловала его в нос – а потом еще и щелкнула вдобавок.
– Ты не представляешь насколько. Мне еще
Рид усмехнулся, прижал мои пальцы к своим губам, а затем крепко взял меня под руку.
– Ты и впрямь дикарка.
–
Он покраснел и смущенно отвернулся.
– Я раньше тебя так звал. Про себя.
Я в голос расхохоталась, не обращая внимания на прохожих.
– И почему я не удивлена?
– Ты и сама меня по имени не звала!
– Потому что ты – надменный зануда, вот ты кто! – Ветер подкинул в воздух грязную листовку «Древних сестер» и тут же бросил ее обратно в снег. Я наступила на нее, все еще смеясь. – Пойдем. Нужно спешить, если мы хотим застать представление в честь Архиепи… – Я осеклась, заметив, как Рид смотрит мне за спину и мрачнеет. Обернувшись, я увидела мадам Лабелль, которая целеустремленно шагала к нам.
– Твою мать.
Рид возмущенно посмотрел на меня.
– Не выражайся.
– Сильно сомневаюсь, что ругательства могут ее оскорбить. Она же хозяйка борделя. Уж поверь, она видала и слыхала и не такое.
На мадам Лабелль было очередное платье, подчеркивавшее великолепную синеву глаз, а рыжие волосы ее были зачесаны назад жемчужным гребнем. При виде нее я почувствовала где-то в затылке странный назойливый зуд – будто где-то внутри чешется, а почесать никак.