К моему горлу подкатила желчь, и я выпустила Селию. Но ее ноги зашагали дальше, и она всхлипнула.
– Что ты делаешь? – прорычала я, бросаясь вниз по лестнице за ней.
– Прошу, Луиза, – пропела Моргана. – Подойди ближе. Следуй за куколкой. – И добавила, обращаясь к Анселю: – Судя по тому, как ты вьешься рядом с ней, полагаю, ты своего рода питомец. Быть может, птица. Оставайся на месте, а не то твои перья пойдут мне на шляпку.
Ансель потянулся за ножом, но я замахала ему, шипя:
– Стой здесь. Не дай ей повода снова тебя заметить.
Ансель растерянно заморгал. Видимо, два и два он до сих пор не сложил.
– Я жду, – промурлыкала Моргана. Голос ее так и сочился медом.
Ведьмы стояли вдоль лестницы и наблюдали, как мы с Селией спускаемся вниз. Их было больше, чем я ждала. Больше, чем я знала. Манон стояла почти в самом низу, но на меня смотреть упорно не желала. Равнодушие разгладило ее острые черты, превратив лицо в суровую маску. Но когда я проходила мимо, маска треснула – Манон тяжело сглотнула и покосилась на один из трупов.
Это был красивый златовласый мужчина, которого мы видели недавно. Жиль.
Рядом с ним плыли по воздуху две девушки с одинаково-светлой кожей и такими же остекленевшими синими глазами. Темноволосая девушка постарше парила с другой стороны, а довершал круг малыш не старше трех лет. Всего тел было пять. Пять идеальных мертвецов.
– Пусть выражения их лиц тебя не обманут, – пробормотала Моргана.
Вблизи я увидела на ее груди уродливый шрам от клинка Жана-Люка.
– Их смерть не была мирной и приятной. Но ты ведь и так это знаешь, верно? Ты видела, что стало с прелестным Этьеном. – Она скривила губы в очередной улыбке. – Ах, слышала бы ты, как он кричал, Луиза. Это было прекрасно. Просто восхитительно. И все – из-за тебя.
Она шевельнула пальцами, и тела, все так же кругом, опустились ниже и окружили меня, оказавшись на уровне глаз. Пальцы их ног касались земли, а головы… Я сглотнула.
Их головы явно оставались в сохранности благодаря колдовству.
Чувствуя, как все мое тело немеет, я закрыла глаза малышу – его голова безвольно качнулась от моего прикосновения. Затем темноволосой девушке, близнецам и, наконец, красивому незнакомцу. Где-то в стороне шевельнулась Манон.
– Ты больна, maman, – сказала я. – И больна уже очень давно.
– Тебе ли не знать, дорогая. Ты не можешь и представить, как приятно мне было наблюдать за тобой в последние недели. Никогда прежде я так не гордилась. Наконец-то моя дочь осознала, как следует поступать. Да, конечно же, она выбрала не ту сторону, но жертвы ее тем не менее похвальны. Она все же стала тем оружием, каким должна была стать.
Услышав это, я снова ощутила, как к горлу подступает тошнота, и взмолилась – только бы она не шпионила за нами все это время, только бы не слышала слова Рида в нашей комнате в «Левиафане». В нашей