Самозванка. Кромешник

В Замке ретивые придворные остолопы с удовольствием вразумят заблуждающихся. Заботливой подножкой, а то и аппетитной потравой не дадут обмануться мнимым благолепием. Чем не повод отпустить притомившееся здравомыслие? Скоротать ночку в куда более приятной компании ласковой, что заскучавшая в сельской глуши вдовушка, наивности.

Упырь сердито щёлкнул челюстями на очередного призрака, услужливым напоминанием вылущившегося из недр подсознания: безглазое лицо в тайне казнённого подданного, присвоенный домен, знаки в Голоземье.

Долготерпение себя исчерпало. Не осталось у долины Олвадарани в запасе праздных ночек. Давно не осталось.

Глава 5. Белый Генрич

К исходу вечери, так или иначе, случившемуся-таки до первых петухов, вопреки всем сумрачным предзнаменованиям и страшным посулам, вроде пространных здравиц и негаданных перемен блюд, скипидарный Эстэрварт сподобился отпотчевать примороженного гостя клятым мёдом, на поверку оказавшимся едва ли нежнее какой забористой сивухи.

Вступив в коалицию с выпитым «ставменским», ядрёная бражка раскалила нутро и объединёнными силами, не чинясь, так саданула по мозгам, что ростки ветвистого хмеля едва из ушей не поперли. Привычный Адалин поползновения те игнорировал. И отстранённо отметил приступ внеплановой благодати.

Генрич, заключив трапезу многословным благословением, скорее напоминавшим гвардейский наказ, отбыл восвояси. Родня, выдохнув, рассосалась следом.

Упырь, неожиданно ухваченный под локоток, обнаружил себя следующим подле хозяина по неузнаваемому в полумраке коридору среди гравированных жестянок доспехов, вооруженных заточенными орясинами. Позади размеренно топотали бдительные слуги, хоронясь в тенях крысиной стайкой. Белый Милэдон, топорща безупречные, за всё застолье ничего крепче воды так и не отведавшие усы, прочистил горло, предуготовляя к беседе замечтавшегося гостя. И упырь усилием воли отогнал пробрезжившую мысль о грядущем отдыхе. Отпускать сыновнего дружка на покой без прояснения, а то и внушения, заботливый папаша не собирался.

Чувства седого упыря Фладэрик понимал и уважал, но и поспать без угрозы внеочередного потрошения, удушения или обгрызания, не отказался бы. В Розе-то счастливой оказии не предвидится.

— Прости мне мою навязчивость, Адалин, — чинно изрёк Генрич, не поворачивая головы. Совсем не стариковская выправка внушала уважение. — Сейран наследует мне по праву рождения. И судьба его может определить судьбу Милэдона.

Выводы Фладэрик сделал закономерные и очевидные: отказываться от наследника ради сохранения дома Хозяин — добрая душа и старая закалка — не собирался. А о чём фантазировал, видимо, скрывать тоже не хотел.

Впечатлённый зачином, Упырь понятливо кивнул.

Но почтенный седоусый подданный счёл нужным выдержать приличную паузу. Коридор успел благополучно окончиться тупичком, избавленным от вездесущих доспехов и потому приятным глазу. Семенивший следом челядинец проворно отомкнул дверь, пропуская господ в одну из гостевых спален. Протопленную, нарядно убранную и зачем-то обильно заставленную цветами из крытого хозяйского сада.

Веникообразные охапки оглушительно благоухали, вышибая слезу.

Фладэрик с тоской помянул росные луговины озёрного края, раздольные пущи и свербящую каменную свежесть предгорий. Даже сдобный, луком и капустой приправленный аромат иных деревенских корчмёнок — тех, что почище — представлялся сейчас милее. Благовония, призванные разгонять затхлость, неизбежную спутницу местной архитектуры, напоминали сразу о западных, чуждых проискам ушлых инженеров, а потому неизменно отдающих нужниками хороминах, протравленных испарениями Ллакхарских лабораториях и, разумеется, нежной Айрин, щедро орошавшей пахучим безобразием всё, что подворачивалось под руку.

Генрич, чопорно испросив разрешения, прошёл внутрь следом за гостем. Придирчиво оглядел углы, отослал приволокших тазы с водой слуг и, наконец, распахнул окошко. Адалин мысленно возблагодарил догадливость соплеменника и остановился у каминной полки, притворно любуясь очередной оружейной композицией. На деле Фладэрик избегал чересчур ароматных букетов и подозрительных подносов с засахаренными ягодами и вином, что приволокли вместе с умыванием вышколенные челядинцы.

Раритетные сабли, судя по виду, помнили ещё Тернеград. А топоры могли застать и Свирепого41.

Фладэрик мрачно фыркнул: благодарные потомки суеверно законопатили неласковое прошлое, припорошив заковыристой выдумкой особо несговорчивые участки. Хорошо хоть, загребущие лапчонки бдительной коронной Канцелярии не дотянулись до проповеднических хранилищ и литературных сокровищниц Армандирна.

— Стэван пересказал мне ваш разговор, — объявил позабытый Милэдон, упрямо пялясь в ночь через окно.

Далёкие горы откликались протяжными стонами плутавших в каменюках сквозняков. Сосновый бор кряхтел поближе, подметая мохнатыми шапками смурные тучи. Пейзаж всеми силами способствовал меланхолии, закаляя характер подчёркнутой нелюбезностью. Упырь повернулся, скрестил руки на груди и привычно сощурился в ожидании.