Первый Феникс

– Николай Феликсович Марсель, – удивленно выдохнул Григорий. – Если бы я не знал тебя как облупленного, подумал бы, что… Ладно, хватит хныкать, смотреть противно.

Он мотнул рукой в сторону, отшвырнув Василия на несколько метров. Тот рухнул между могил, ударившись головой об острую ограду одного из участков.

– А у него много крови, знаешь, – хмыкнул мужчина и притворно одобрительно закивал. – Это он в тебя.

– Я. Перед. Тобой. На. Коленях.

– Да, миленько. Ты из-за сынули, что ли, обиделся? Ну, друг, я же случайно, кто знал, что он настолько невезучий, ну.

– Я тебя умолял.

Марсель медленно встал, не поднимая головы.

– Хватит причитать, Марсель, что ты как баба!

Генерал дернул плечом, что-то скользнуло по его руке под тканью: вынырнув из рукава, в ладонь легла гладкая рукоять хлыста. Одно короткое движение, один резкий щелчок, и молниеносно мелькнувшее жало охватило шею Григория. Охотник дернул на себя, и фиолетовоглазый, не удержав равновесие, упал на одно колено. Коротко зарычав, мужчина сдернул оковы, но тут же последовал новый щелчок – хлыст полоснул его по лицу, оставив длинную глубокую рану на виске.

– Ты смеешь быть недовольным? – изумленно прошипел Григорий.

– Это мой сын, – хрипло процедил генерал, нанеся еще один удар: хлыст оставил глубокую отметину на плече.

– Твой сын?! ТВОЙ СЫН?!

Григорий выгнулся и одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние, напрыгнув на генерала. Он прижал его к разбитому надгробному камню и, сев сверху, ударил того в лицо. Потом снова. И снова.

– Я дал твоему сыну пожить, Марсель, – вопил он, нанося удар за ударом. – Ему за тридцать, он жил, слышишь?! И это я ему позволил, я! Почему не ценишь мое великодушие?!

Марсель блокировал один из ударов – но Григорий схватил его руку и сжал, превратив кости в груду осколков, смешанных с рваной плотью. Когда генерал взвыл от боли, Григорий захохотал, запустив пальцы в кровавое месиво, оставшееся от его руки.

– А сколько дал ты пожить моему мальчику? А, Марсель, сколько дал ты ему пожить?! Ему исполнилось бы десять. Десять лет.

Григорий вдруг замер, глядя куда-то сквозь генерала.

– Десять лет, слышишь? Я купил ему железную дорогу, мы собрали бы ее вместе – я и мой мальчик. Но его забрали. Маршал сказал, что именно в моем сыне заключен успешный результат эксперимента, а на самом деле? А что на самом деле, Колька? Не было в нем ничего. А они искали. Как думаешь, – его взгляд резко сфокусировался на лице Марселя, – каково это – слышать, как твоему ребенку выдирают глаза? Я видел, как его вскрывали, – живого, мой мальчик был живой, ему не давали даже уснуть, все искали – где же, где же их результаты. Ведь тесты показали, что с ним, именно с ним все получилось. Но мы же знаем, кто на самом деле взрастил чудовище, да, генерал?

Марсель попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь мокрый хрип.

– Что, друг, что? Скажи мне на ухо, давай.