– Врешь, ты все врешь!
– Давай поиграем, хорошая, – ласково сказал он, глядя в темноту над головой.
– Лгун! – выплюнула феникс.
Над ухом раздался тихий шепот Гадюки:
– Не поверит уже, она все слышала.
– И что тогда? Мне надо, чтобы…
– Я понял, чего ты хотел добиться, – перебил его Гадюка. – Поздно нежничать, сними ее и успокой.
– Как?!
– Руками, как! Поднимись и сними ее с потолка. Ты не помнишь – тело помнит.
Охотник скривился от слова «вспомни», которое уже достало. Все с его памятью нормально, почему бы этому мужику не перестать донимать его непонятными требованиями.
– Хочешь, чтобы вспомнил, – расскажи сам! – рявкнул он, забыв про шепот.
– Я не могу, – изумленно ответил Гадюка.
Сверху раздался короткий гортанный крик, закончившийся хлюпающим кашлем и огромным, размером с коровью голову, кровавым сгустком, упавшим перед ногами охотника и забрызгавшим его колени. Юра вздрогнул, подумав, что что-то случилось там, в бездонной темноте, все пожравшей вокруг, но сразу понял, что феникс привлекала к себе внимание.
Что значит снять ее? Это не муха, застрявшая в плафоне люстры. Она достаточно сильна, чтобы пробить потолок и держаться на нем, и ему, Юре, предлагают снять этого монстра? И… что сделать потом? Он надеялся, что она снова примет облик ребенка, и тогда он смог бы попробовать – только попробовать. Но Гадюка прав, если она услышала их разговор – ни о каких играх речи идти не может. Он глубоко дышал, ожидая нападения и зная, что все закончится за один удар.
Но этого почему-то не происходило. Феникс не двигалась с места, издавая разорванным горлом хлюпающие влажные звуки. Почему? Почему еще не кинулась, ведь она прекрасно знает, где находится каждый из них. Может ли…
– Сестренка, – строго отчеканил он, – спускайся.
– Не хочу, – ответила феникс после некоторого промедления, – ты обманешь, ты лжец!
– Я не буду ругаться, ласточка, – охотник выталкивал слова через зубы.
– Будешь! Ты врун, ты будешь ругаться!
– Не буду, – мрачно повторил он. – Спускайся.