– Зачем? – выдохнула она.
– Потому что люди… – с трудом прохрипел охотник.
– Почему просто не успокоил ее?!
Снова, снова эти слова. Гадюка говорил о том же, оба ненормальные. Он видел только один способ решить эту задачу, откладывать было нельзя.
– Успокоил.
– Нет! Идиот, кретин! – Охотник почувствовал несильные удары, осыпавшие его еще не успевший покрыться кожей бок. – Тупой, безмозглый ублюдок!
Удары были болезненными, проходили через оголенные мышцы будто ток, но охотник лежал не шевелясь, эта боль казалась ему никчемной, лишь подобием. Он улыбнулся, вспомнив, как раньше нервничал из-за уколов. Теперь, узнав, какой боль бывает на самом деле, он не двигался и молча терпел колючие удары.
– Эй, эй, перестань. – Гадюка обнял девушку со спины, прижав ее руки к туловищу. – Не надо.
– За что он так?! – Она еще пару минут сопротивлялась, пытаясь вырваться, но вскоре сдалась.
– Он не помнит, – негромко сказал Гадюка, не отпуская ее.
– Как не помнит? – изумилась та, взглянув на того через плечо. – Совсем?
– Да. – Он шумно выдохнул. – И я не знаю, как помочь.
– Как же так?.. – пробормотала она.
С этого момента охотник перестал разбирать слова, его мозг заполнил непрекращающийся гомон, заглушивший все звуки вокруг. Он не слышал ни Гадюку, ни девушку, ни то, как кто-то из них пошел в палату, в которой их ждал Василий, ни того, как полковник случайно устроил посетителю взбучку, которую вошедший с трудом выдержал, – на его счастье, охотник все же узнал пришедшего, – ни короткого, отрывистого разговора между Васей и Дашей. Когда гул прекратился, Юра вдруг осознал, что тело его снова стало привычным – и по размеру, и по содержанию. Разве что волосы показались чуть длиннее – теперь они будто доходили до середины шеи, но вот уж что точно неважно.
– Ты снова с нами? – полковник склонился над ним, закрыв собой почти весь свет.
Вокруг них мелькало пять или шесть крохотных огоньков, созданных Гадюкой, – яркие огни, окружавшие тело феникса, потухли.
– Не сказал бы, что рад.
Он отвернулся, не желая видеть ни начальника, ни блеклого света, слепящего его, и уткнулся взглядом в побелевшую, будто подсвеченную изнутри радужку мертвого феникса, все еще лежавшего рядом с ним. Инстинкт требовал отвернуться, горло сжало рвотным позывом, но охотник продолжал вглядываться в белые, ставшие мутными глаза монстра. Почему чувство вины?
– Теперь пора валить, – небрежно бросил полковник, щелкнув пальцами, чтобы привлечь внимание рядового.
Тот вздрогнул от резкого звука, но не повернулся.