— Конечно, — сказал Мейсон. — Вы бы его, скорее, убили.
— Мистер Мейсон, уж не хотите ли вы сказать, что я застрелила Роберта Хайнса? — выкрикнула она с возмущением.
— Я просто рассматриваю различные возможности, — спокойно ответил адвокат.
— Вот, значит, какова ваша благодарность за откровенность.
— Я как раз думаю над тем, чем вызвана ваша откровенность.
— У меня нет сомнений, мистер Мейсон, что вы умеете правильно оценить характер человека и догадаться, что заставило его действовать так или иначе. Моя откровенность была выражением признания вашего ума, умения преодолевать трудности и добиваться своего. Вы умеете оказывать на людей моральное давление и знаете, как сломить сопротивление. Вы наверняка заметили, что я сражаюсь какое-то время, а затем уступаю — внезапно и с хорошей миной, словно придумав другую тактику, которую я решила попробовать.
Мейсон кивнул в знак согласия.
— У меня типично женский характер, а в вас есть что-то, что восхищало меня когда-то в моем муже. Вы сильная личность, вы так же, как он, преодолеваете препятствия и сопротивляетесь ударам судьбы. Я боролась какое-то время с мужем, потом сдалась. Я сдалась и вам, выложив на стол свои карты. Я была откровенна.
— Шокирующе откровенны, — признал Мейсон. — У вас в сумочке лежал револьвер, когда вы пришли вчера в мой кабинет?
— Не говорите глупостей.
— Был?
Она хотела что-то сказать, а потом посмотрела ему прямо в глаза.
— Был.
— Какого калибра?
Она слегка заколебалась, но ответила:
— Тридцать восьмого.
Мейсон рассмеялся.
— Вы мне не верите?
— Мне кажется, что это был тридцать второй, — сказал он. — Что вы с ним сделали?
— Выбросила.