– Ах, вот оно что!.. Следовало ожидать. Обе вы такие: одни мужики в голове… Вам на все наплевать, кроме собственных удовольствий и чертова интернета… Пропащие вы, совсем пропащие! Я хочу получить свою дочь обратно! Верни мне ее!
Женщина в инвалидном кресле кричала все громче и громче. Виоле стало не по себе. Поняв, что продолжать расспросы бессмысленно, она развернулась и вышла на улицу. Руки ее дрожали, на глаза наворачивались слезы. Хотелось есть и пить, но о том, чтобы зайти куда-нибудь позавтракать, Виола даже думать не могла. Ее магически тянуло домой – в маленькую квартирку, которая давала ей обманчивое ощущение безопасности. Туда-то она и направилась.
Старым Шведом в Гамбурге называют двухсотсемнадцатитонный ледниковый валун, поднятый со дна Эльбы на белый прибрежный песок. Рядом с этим гигантом безжизненное тело маленькой женщины казалось совсем крошечным. Она лежала ничком, прямо над ее головой нависала выступающая задняя часть гранитной глыбы.
Новый день начался так же паршиво, как закончился предыдущий. Утром, не успел Йенс одуматься и очувствоваться, ему позвонили из центрального и сообщили, что на берегу Эльбы найден труп. В эту субботу Йенс работал, так что жаловаться не приходилось, но и радоваться было нечему.
– Пятно на граните – это ее кровь, – сказал Ларс Витте, судмедэксперт, устремив на комиссара Кернера взгляд грустной таксы. Таких мешков под глазами Йенс не видел больше ни у кого. – Убийца несколько раз ударил ее головой о камень.
– Как давно она здесь лежит? – спросил Йенс, подойдя поближе.
– Не больше двенадцати часов.
Женщина была маленького роста, очень худенькая, с короткими волосами. Судя по спортивной одежде, она бегала вдоль Эльбы. «Ненавижу бег», – подумал Йенс и, предоставив медэксперту продолжать осмотр тела, отошел, чтобы поговорить с криминалистами.
Место преступления было широко оцеплено, но ничего ценного пока не нашли. Этот участок пляжа пользовался популярностью. За прошедший день здесь наследили сотни ног. В песке валялись окурки и много чего еще. Но что из этого принадлежало убийце, было неизвестно.
Йенс вернулся к Ларсу Витте и спросил:
– Ее изнасиловали?
Он ненавидел это слово, а еще больше – то, что оно обозначало, и мужчин, которые были на такое способны.
– Не похоже. Она одета, песка под одеждой нет. Скорее, ее хотели просто ограбить, но ситуация вышла из-под контроля.
– Девушка бегала по пляжу. Что у нее возьмешь?
– Хотя бы телефон. Его не нашли, а он наверняка был при ней.
То, что человека могут убить ради телефона, считалось чем-то само собой разумеющимся. В этом проявлялся безумный материализм эпохи, и вряд ли кому-нибудь удавалось избежать его влияния.
– Документы есть?
– Размечтался!
Покачав головой, Йенс покинул это в общем-то красивое место у реки, которое теперь было навсегда запятнано – по крайней мере, для него. За годы службы в полиции у комиссара Кернера накопилось много таких мест по всему Гамбургу. Иногда он проклинал свою память, которая почему-то особенно цепко удерживала плохое, а не хорошее.
Понимая, что на месте преступления ему больше делать нечего, а отчет криминалистов и результаты вскрытия так и так будут у него на столе, Йенс вернулся к своей Красной Леди, сел за руль и, закурив, уехал.