Не могу точно впомнить, когда именно у бабушки началась деменция. В памяти не отобразилась отчетливая граница, только мгновения до и после. В моментах до, во время каждой встречи бабушка повторяла одни и те же истории: о том, как работала в Нью-Йорке, как покупала ланч в кафе за пять центов и ела его на ступенях церкви Троицы. Она не слышала правым ухом, на левое тоже была глуховата, поэтому, чтобы поговорить с ней, приходилось наклоняться поближе. Частенько она отказывалась отвечать на вопросы.
«Нет, нет, – отвечала она, отмахиваясь костлявой рукой, покрытой тонкой, как пергамент, кожей. – Не спрашивай меня об этом».
После, в доме престарелых, она целыми днями просто сидела в своем кресле. Ей сложно было нас вспоминать, но она не забывала заведенный распорядок: укладка раз в неделю, маникюр, духи Chanel № 5. Ей удавалось подводить губы помадой в машине без помощи зеркала. В доме престарелых она повесила портреты моей мамы и теток, сделанные в профессиональной студии, когда они еще были маленькими. Маме на этом портрете было примерно восемь, и она светилась от счастья.
– Знаешь, кто это? – Бабушка сжимала мою ладонь своей хрупкой рукой. – Это мои дети.
Это были приятные минуты. Но оказалось не так приятно, когда она перестала нас узнавать, когда снова и снова спрашивала, где дедушка, когда мама кричала: «Он умер, мама. Он умер пятнадцать лет назад!», а бабушка взирала на нее, поджав губы, и вопрошала: «А ты кто такая?»
Мои родители ужасно боялись преждевременного наступления болезни Альцгеймера. Все ее предвещало. Если папа забывал какое-то слово, то после на полчаса становился мрачнее тучи. Если мама ставила банку мороженого не в морозильную камеру, а в холодильник, то это было равносильно диагнозу, выставленному специалистом.
Память – забавная штука. Некоторые люди отказывались рассказывать о прошлом, некоторые интерпретировали одно и то же событие по-своему, некоторые вообще ничего не помнили. Может быть, именно поэтому я и захотела изучать историю: если нам удастся все записывать на пленку, мы не забудем свое прошлое и, вероятно, тогда не будем обречены его повторять. Мы можем перевернуть камни прошлого, даже когда собственные воспоминания нас подведут или если члены нашей семьи помалкивают и ничего не рассказывают.
Но насколько достоверно нам удастся все записать? Как убедиться, что знания перейдут от одного поколения к другому?
Как решить, что стоит помнить, а что лучше навсегда забыть?
– Привет, девчонка из книжного!
Я замерла, стоя на стуле-стремянке с полными руками детских книг с острыми краями. Уже минут пять я расставляла и переставляла их на полках, чтобы втиснуть дюжину копий обложкой с названием наружу.
Я осторожно повернулась на стремянке.
– Тайлер! Привет.
Он усмехнулся.
– Помочь чем-нибудь?
– Вообще-то да, подержишь секунду? – Я свалила книги ему в руки и спрыгнула. – Я уже целую вечность пытаюсь расставить их на полке, но, видимо, придется сначала перекомпоновать те три полки.
– О.
Ну да, не всех увлекает организация книжных полок. Я забрала у него книги, положила их на тележку. Подождут тут, пока я не найду им место.
– Что случилось?
– Ищу подарки – у мамы завтра день рождения. Хочу купить ей книгу из ее списка.
ebooksa