Скажи

Она была права отчасти. Он тоже не особо часто парился, пока не познакомился с ней. И не заводился так сильно, пока не встретил её. Но тогда значит ли это, что то, что происходит с ним, происходит и с ней?

И хотя слышать такие слова от неё было не совсем приятно, Егор понимал: он их заслужил. Хотя бы за эту натянутую ухмылку, которая до сих пор растягивала губы и, кажется, намертво прикипела к ним.

Оно и к лучшему. На попятную сейчас идти не вариант.

Особенно когда она сидит и так открыто, так громко, так сильно ненавидит его.

Егор был уверен: Марина вообще не думала, что он заговорит. Тем более, заговорит таким тоном. Он и сам не собирался сперва, несколько раз ловя себя на порыве извиниться перед ней. Но постоянно отмахивался от него.

Её глаза мазнули по его руке, лежащей на парте, вылавливая цепким взглядом то, что девушка увидеть совсем не ожидала. Тут же постаралась найти другую руку, но не успела: Егор уже опустил её под парту, подальше от любопытных глаз Марины, которая, не найдя того, что хотела, снова посмотрела прямо на него. Но только прежней ярости в голубом омуте он не обнаружил – лишь нотки неверия и подозрения.

И это до охерения ему было не нужно, потому что.

Чёрт… Она была неглупой девочкой, чтобы не сложить два плюс два.

И опять голые вопросы в глазах. Один из них Егор считывал очень явно. Шесть букв, три слога.

Почему?

Он и сам не знал.

После её ухода и тонких, еле уловимых всхлипов, срывающих крышу и едва не вынуждающих вцепиться в самого себя, Егор вдруг загорелся такого размера яростью, что, если бы она могла существовать материально, всего города не хватило бы, чтобы вместить её. Желание излиться, выпустить это обжигающее чувство из себя накрыло с головой, и ладони, сомкнутые в кулаки, начали тяжело разбиваться о стену. О ту самую, к которой он прижимал Марину. Каждый удар глушил в нём эту непонятную дерущую злость на себя, заставляя забыться. Кожа на костяшках давным-давно расщепилась, и густые струйки, окрасившие кожу и стену, ещё долго сочились из образовавшихся небольших ран.

Она не заметила их, когда вернулась на химию. Егор рассчитывал, что она вовсе этого не увидит. Но надо же ей всегда и всё знать, конечно.

Он не понимал, почему ему вдруг стало на неё так не всё равно. Вроде уже даже смирился как будто с этим непониманием и странными чувствами к девчонке, что иногда буквально вскрывали его голову, но всё равно хотел знать, почему это в нём было так велико.

Настолько, что он уже по самую макушку погряз в этом.

Марина сидела неподвижно, лишь её голубой взгляд несколько мгновений метался между его глазами, а потом снова заскользил по направлению к запёкшейся крови на костяшках.

Рембез умывался голубизной этих прекрасных глаз. Ему казалось, что он никогда не видел такого цвета: насыщенного, яркого, почти что мистического. Даже когда солнечный свет не касался её радужек, они восхищали своей раскраской. Настолько, что в них хотелось утонуть.

Он уже сам подписал себе приговор.

Егор опустил голову, прерывая зрительный контакт с девушкой. Слыша её неровный выдох. Он давно заметил одну любопытную вещь: для ничего не значащих взглядов они всегда смотрели друг на друга слишком долго.

* * *

– Я не могу поверить в то, что произошло!