Скажи

Звонок оповестил о том, что пятнадцатиминутный перерыв закончен и начинался седьмой по счёту урок.

– Твою мать, – тихо шепнули его губы.

Благо, этот урок считался на сегодня последним, и после него сразу можно было свалить отсюда, чтобы наконец прийти домой и спокойно дожидаться окончания дня за безумно полезным, а главное – приятным занятием: Егор собирался лечь спать. Желательно, конечно, чтобы он каким-то образом не просыпался до завтрашнего утра, но, в конце концов, надо было довольствоваться хотя бы малым, что он и планировал делать.

Кончики пальцев едва ощутимо постучали по его плечу, вынуждая открыть глаза и уставиться в голубые прямо над собой.

До жути недовольные.

Развалившись на стуле, он совершенно точно преградил ей дорогу к своему месту, и теперь она стояла над ним в ожидании, когда он соизволит-таки усесться покомпактнее или хотя бы на пару секунд придвинуться ближе к парте, чтобы пропустить её.

Знала бы она, как он не хотел шевелиться сейчас. И как не хотел видеть недовольство в её глазах. Почему – неясно. Но он всё сильнее осознавал это с каждой секундой, пока вглядывался в эти голубые радужки.

Молодой человек тяжело вздохнул и опустил веки, однако резким движением подался вперёд, облокачиваясь предплечьями о стол, давая девушке возможность аккуратно протиснуться за ним, что она и поспешила сделать.

Скользнула мягко и почти незаметно, старательно избегая соприкосновения с ним.

Когда сегодня Марина вернулась на треклятую химию, Егор понял одну вещь: он ждал её. Всё то время, что он провёл в классе после их ссоры в коридоре, он сидел в ожидании, когда повернётся ручка двери и покажется знакомая русая макушка.

Когда же это всё-таки случилось, у него заледенели ладони. Он опустил руки под парту, потирая их о ткань брюк. А когда они встретились взглядами, его будто прошибло током.

Для него не было неожиданностью, что она ударила его. Егор прекрасно понимал исход своего действия, ещё когда едкие слова, которые он потом выплёвывал в возмущённое, растерянное лицо, только оживали в голове.

Он злился. На себя, на неё, на её чёртовы губы, прикосновение к которым помнил наизусть даже сейчас. И он знал, почему она так долго не появлялась в классе. Точно знал. Тут и сомневаться не приходилось: за неё всё говорили её глаза. Блестящие от накатывающихся слёз. Там, у этой злосчастной лестницы.

У неё несколько раз едва не сорвался голос, и она дрожала.

А вслед за ней едва не дрожал уже он.

Буквально заставил себя успокоиться. Взять себя в руки. Чтобы в очередной раз окончательно не слететь с катушек из-за этой девчонки.

Стояла, сжимала этот журнал так, будто он был для неё самым важным ориентиром, смотрела на Егора как на врага народа. Кусала зацелованные, закусанные им же губы чуть ли не до крови.

Ему хотелось схватить её за плечи и хорошенечко встряхнуть – так, чтобы мозги встали по своим местам. В первую очередь, его собственные. Но трясти не пришлось. Вместо этого он просто наговорил ей целую кучу всякой фиговой ерунды.

Замечая, что делать это было почти что физически неприятно. А ещё неприятнее было видеть, как искажается от услышанного худое красивое лицо.

Она действительно вернула его к разуму – как только влажная ладонь соприкоснулась с его щекой. И он был ей благодарен. Хотя бы потому что ситуация из терпимой превращалась в жуткую, и это надо было заканчивать немедленно. Спасать их обоих. От этого сумасшествия.