Скажи

И чаще всего это были безобидные шутки.

Однако сегодня грань между такой шуткой и наболевшим измазалась настолько, что Егор её не различил. Банально не смог и перешёл черту. А потом понял почти мгновенно: видеть Гейден такой – никакой – всё равно, что жить в мире, потерявшем вмиг все свои краски.

Когда Марина сделала шаг в сторону, чтобы обойти его – обойти, чёрт возьми! – ему хотелось остановить её. Когда скрылась за углом, хотелось броситься вслед. Когда её шаги утонули в шуме перерыва, Егор всё ещё стоял в этой малой проходной комнате и не мог двинуться с места.

Перед глазами были её глаза – воспалённые и поблёскивающие от накатывающих слёз.

Он едва сдержался от желания садануть кулаком по стене. От собственного бессилия и глупости. Как можно быть таким кретином?

Они отсидели вместе целый урок – Егор старательно подбирал слова для разговора с ней вместо того, чтобы слушать преподавателя, в то время как онадвигалась от него так далеко, как только могла. Разложилась в своем уголке парты и конспектировала лекцию. И едва Егор хоть как-то задевал девушку или, прости господи, смотрел в её сторону, шипела как кошка. Тем не менее в нём всё ещё теплилась надежда, что они сегодня обязательно поговорят. Однако она убежала сразу же, как только прозвенел звонок на перерыв между спаренной историей. Вскочила так резко, что Егор сам чуть не подпрыгнул от неожиданности, и унеслась в коридор, подхватив по ручку Диану. Кажется, даже Киричук немного обомлел от быстроты похищения Лисовской. Непонимающе глянул на Егора, задавая немой вопрос, а Егор только прикрыл глаза и покачал головой.

И тогда, наверное, Паша догадался, что между ними опять что-то произошло.

Он долго терпел, не трогал товарища, время от времени заводил короткие, но совершенно отвлечённые беседы – чисто пара-тройка беспредметных фраз друг другу – и в конце концов не сдержался, спросил:

– Кто в этот раз накосячил?

Егор только опёрся о парту локтями и опустил голову, сцепляя пальцы на затылке в замок, мечтая хорошенько приложиться лбом о дерево столешницы. Чтобы хоть ненадолго забыть девчонку и ссору, в которой опять был виноват он.

Внезапно Егор подловил себя на том, что почему-то в каждой их перебранке виноватым оставался он, но мысль получилась какая-то отвлечённая, смазанная, мгновенно откинутая на задний план, где благополучно испарилась, и Егор в итоге даже не успел сконцентрироваться на этом факте, чтобы хорошенько его обдумать. Только со стоном преувеличенного бессилия выдавил:

– Угадай.

– Опять ты? – тут же выдал Киричук.

Егор стрельнул в него недовольным взглядом, пытаясь понять, было ли это издевательством, или Паша просто решил разрядить ситуацию лёгкой шуткой. Если второе, то получилось из рук вон плохо, а если первое – то просто прекрасно.

– Я перегнул, я, – Егор откинулся назад, чувствуя, как низкая острая спинка стула врезается ему под лопатки.

– Опять? – снова уточнил Паша, не отрываясь от учебника, что всё ещё держал в руках.

– Да заткнись, – рыкнул Егор, сужая глаза, замечая хитрый взгляд Киричука, скользящего по строчкам очередной главы.

Товарищ коротко хохотнул и, наконец, отложил книгу на угол своей парты. Посмотрел на Рембеза. Улыбнулся.

– Не парься. Помиритесь, – Егор фыркнул после этих слов, а Паша невозмутимо продолжил. – Вы столько раз уже ссорились – и каждый раз сходились. Сам вспомни.

Егор помнил, прекрасно помнил. Но легче не становилось. Стабильность стабильностью, конечно, но на сто процентов быть уверенным в этом нельзя. По крайней мере, ничего не изменится, если никто из них не сделает шаг к примирению.