– Это не незначительные мелочи. Мне бы хотелось знать о любой ситуации, в результате которой тебя могут хоть как-то обидеть. Я не собираюсь допускать этого, – твёрдо произнёс он.
– Я не хотела тебя напрягать. И я сама прекрасно справилась, – не менее твёрдо парировала она.
– Ты должна была сказать мне.
Призрачное спокойствие его голоса постепенно сменялось нарастающей злостью. Не нужно было быть психологом-экспертом, чтобы понять: Рембез прилагал колоссальные усилия, чтобы сдержать рвущееся наружу раздражение.
На последнем слове он сделал непроизвольный шаг к ней, заставив Марину напрячься. Она не боялась его, нет. Она просто теряла контроль, когда он стоял слишком близко. А сейчас падать в нагое безумие было совсем некстати.
Однако когда до Гейден дошёл смысл сказанных им слов, она забыла про расстояние между ними и инстинктивно, на уровне одних рефлексов вздёрнула подбородок, нервно усмехнувшись в ответ на его реплику:
– Почему это
– Ты моя девушка, и я хо…
– Я твоя
Пара мгновений – и они сузились до двух щёлок. На секунду создалось ощущение, что он сейчас последует её примеру и повысит тон, начнёт отчитывать или спорить. Но он лишь прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Опять. Марина посчитала эти действия очень даже благоразумными, в отличие от её собственных, поэтому где-то в глубине души была благодарна ему за железное терпение и выдержку.
– Уж извини, – голос звучал почти ровно, разве что сквозь зубы. Рембез делал всё возможное, чтобы не сорваться, не крикнуть, не наговорить лишнего. – Не думал я, что тебе нужны эти формальности.
– При чём здесь формальности? – всплеснула она руками, соблюдая, однако, установленную дистанцию – между ними стабильно был метр расстояния. – Ты решил за двоих, Егор, ты мог сказать мне хотя бы!
– Так что ж ты сама не решилась со мной обсудить это? – усмехнулся он.
– А почему ты на меня все стрелки переводишь? – возмутилась она, хмуря брови.
– По-моему, – Егор сделал плавный шаг к ней, заставив отступить – и тут же врезаться в стену. – У тебя не было претензий никаких к тому, какие отношения у нас сложились в последнее время, – Он подходил медленно, неспешно, хищно, и Марина ощутила, как задрожали собственные колени. – Или были? Тогда ты, опять же, могла сказать мне о них.
Пространство между ними сократилось до десяти дюймов и Марине пришлось вскинуть голову, чтобы была возможность смотреть ему в лицо, а не в ослабленный узел чёрного галстука.
Голос его смягчился, пропитался показной доброжелательностью и откровенной наглостью. Он смотрел на неё таким довольным взглядом, словно уже вышел победителем из их маленького спора. Глаза невольно мазнули по лейкопластырю у уголка его рта. В памяти всплыло испачканное кровью лицо и остервенелый взгляд – полная противоположность стоящему сейчас перед ней юноше.
– Ты невозможен, знай это. И ты не можешь звать меня своей девушкой или себя – моим молодым человеком – в любом случае, – строгая чеканка. – И отчитываться перед тобой я тоже не стану.
Егор сильнее растянул уголки губ и наклонился к её лицу, заставив девушку буквально вдавиться в стену настолько, насколько это было вообще возможно. Он замер сантиметрах в десяти от неё; она моргнула. Шоколад в его глазах плавился, и Марине казалось, что вот-вот – и она обожжётся им. Теперь цвет был более насыщенный, выразительный и густой – Егор больше не злился. Озорные искры опоясывали темноту зрачка, и Марина всё не могла насмотреться на этой тягучий концентрированный оттенок молочного шоколада.
Она чувствовала все участки своего тела, к которым прикасался Егор, чувствовала, как они горят, как от одного места к другому бегут мурашки, как её снова накрывает. Дежурно, привычно. Одновременно знакомо и ново.