— Не понимаю, что тебя смущает, — произнес он, будто подначивая.
Я переглянулась с Гитой, задумываясь на мгновение. Она смотрела на меня в упор и, как и Саша, тоже ждала моего ответа. Действительно, разве меня что-то смущает?
Кроме того, что мы снова останемся с ним наедине, категорически ничего.
Поэтому я широко улыбнулась Саше, приподняла подбородок и уверенно кивнула:
— Ничего не смущает.
Глава десятая
— Кажется, мы не договорили вчера, — начал Саша, едва только дверь за Гитой захлопнулась и мы остались вдвоем. Он кивнул головой в сторону, предлагая пойти, и я, украдкой вздохнув, переспросила:
— Разве?
Мы неспешно двинулись вдоль дома. Саша шел, сунув руки в карманы брюк, а я, вцепившись пальцами одной руки в ремешок своей сумки, не могла придумать, куда деть вторую руку. Даже позавидовала Воскресенскому: у него хоть карманы были.
— Ты не помнишь?
— Не особо.
Конечно, я помнила. Разве могло быть иначе? В голове сразу всплыл наш вчерашний незавершенный диалог, который так нечестно прервался на самом интересном месте.
— Я сильно изменился? — без тени смущения спросил он, не особо утруждая себя тем, чтобы начать издалека и осторожно подвести к нужной теме.
Я оценивающе оглядела его, будто сопоставляя образы прошлого Саши и Саши нынешнего. Даже слегка нахмурила брови для убедительности, но все это лишь игра. И этой игрой я просто тянула время, чтобы Воскресенский не понял, что я думала о нашем разговоре и готовилась к следующему. На самом же деле я еще вчера нашла честный ответ на его вопрос.
— Я не совсем помню, если честно. Наверное, в чем-то изменился. Повзрослел, в конце концов. Люди склонны меняться со временем.
— А я помню тебя семнадцатилетней девочкой.
— А у меня память ни к черту.