— Ты сама ответила, Лиз. Потому что оно твое.
Саша улыбнулся, склонив голову набок, а я вдруг снова почувствовала, как во мне что-то тает. Тает и растекается. Саша — наглый манипулятор, прекрасный рассказчик. Он умеет подбирать такие слова, которые понравятся собеседнику. И я отлично понимала это, зачем-то позволяя ему тешить мое самолюбие.
Раз так хочет услышать — пожалуйста. Я вскинула подбородок, усмехаясь краешком рта.
— Хорошо.
Воскресенский улыбнулся в ответ — его порадовало мое согласие. А я вздохнула, все-таки чувствуя мелко бьющееся волнение под кожей. Мне было двадцать, когда стихотворение, которое я собиралась прочесть, появилось на свет.
Его даже вспоминать не пришлось. Строки возникали в голове сами собой, как будто складывались заново. Или словно зажигались, как свечи в темноте комнаты. Я всем сердцем любила это стихотворение. Уютное, живое, теплое. Оно дышало моими чувствами и искренностью. Состояло из них. Из них и из любви.
Это стихотворение было желтого цвета.
В той квартире пахло лимоном,
Не могу это все передать,
Терпкой мятой, слегка кардамоном…
Этот запах не мог не пленять.
По-мальчишески мне улыбнулся,
Приглашая присесть, помечтать
О прекрасных цветках незабудки,
Что положишь к любимой в кровать.
Рассказал мне, игриво-веселый,
Как ты будешь ее целовать.
И какой из тебя непутевый
Для кого-то получится зять.
Рассказал мне о первом свидании,