Я не сомневалась в том, что у нее все получится. Меня смущал совершенно другой момент. Тот самый, который касался любви. Как Гита собиралась показать то, чего и в помине нет? Разве что добавит пару влюбленных искорок нашим взглядам на своем шедевре.
— Прекрасный день, не правда ли? — послышался теплый голос Саши, и его ладонь снова ласково огладила кожу моего плеча.
Я повернула голову к нему, но посмотреть на его лицо все-таки не решилась и уставилась на вторую пуговицу на голубой рубашке.
— Да, просто потрясающий. — В моем голосе уже не было ни капли иронии, лишь сквозящая отстраненность.
Потому что в голове тем временем вспыхнуло горячее воспоминание воскресной ночи, в котором я торопливо стягиваю эту рубашку с широких плеч, пока он жарко целует меня, спуская лямки моего бюстгальтера и обнажая грудь. Я помню невесомую рябь мурашек и его горячие ладони.
А затем — раннее утро понедельника, и я, растерянная, сонная и смущенная, поднимаю эту рубашку с пола и оставляю на спинке стула. На часах нет и восьми утра. Номер гостиницы утопает в ярком солнечном свете. Плотные шторы не задернуты, а тихое дыхание спящего Саши теряется в приглушенных звуках просыпающегося города, доносящихся из приоткрытой створки окна.
И прямо сейчас на меня снова нападает какая-то дикая меланхолия, которую я не могу объяснить даже самой себе. Действительно ли я поступила правильно, когда ушла? А что бы было, если бы…
— Лиз, ты чего?
Если бы я осталась.
— Что? — Я слегка вздрогнула и все-таки подняла глаза на Сашу. Он смотрел на меня, озадаченно хмуря брови. Кажется, я на пару минут слишком погрузилась в свои воспоминания. Он по-прежнему поглаживал меня по плечу, но уже более ощутимо. Видимо, заметил мою отстраненность и так пытался вернуть меня с небес на землю.
— Ты куда пропала? — Саша улыбнулся краем рта.
Я мотнула головой, напоминая себе наш вчерашний разговор. Долгую дискуссию, в которой у нас не оказалось никаких точек соприкосновения и понимания.
— Никуда. Просто задумалась о том, сколько это все будет длиться. Не вечно же мне здесь сидеть. Ты еще в охапку меня сгреби, — буркнула я, недовольно щуря глаза и подавляя внутреннюю неуверенность.
Я еще в первый день сказала себе не испытывать никакого сожаления. Ни в коем случае. Остается лишь следовать этому простому правилу. Проблема лишь в том, что оно постепенно переставало быть простым. И переставало быть правилом.
— Мне за это Гита по шапке надает. Она сказала сидеть смирно.
— Вот и сиди смирно. Все части тела должны быть неподвижны. — Я скосила взгляд на его ладонь на своем плече, тонко намекая перестать это делать — ласковыми движениями заставлять мое сердце биться чаще.
— Да, Саша, послушай Лиз, потому что я уже приступаю, — громко объявила Гита, поглядывая на Воскресенского.
В одной руке она уже держала кисточку и пристально рассматривала нас и окружающий нас фон. Она была одета совсем не для работы с красками: светлые джинсы, топ и белая широкая рубашка с небрежно закатанными по локоть рукавами. Палитры в ее руках я не увидела, но она и не требовалась: Гита смешивала краски прямо на своей коже, на внешней стороне руки между большим и указательным пальцами. Необычные привычки художника. Если Гита творила дома, то могла использовать для этих целей не только руку, но и ногу.
Я улыбнулась и постаралась расслабиться настолько, насколько это было возможным.
По задумке Гиты мы с Воскресенским должны были смотреть друг на друга влюбленным взглядом, но она великодушно разрешила нам пока этого не делать и обещала предупредить, как только станет писать эту часть картины. Каким-то образом мне придется пережить этот безумно неловкий и смущающий момент, и я надеялась, что он наступит как можно позже.
ebooksa