Эовин. Выбор воительницы

– Большое спасибо.

– За что?

– За напоминание, что ульфаратцам никогда нельзя верить.

Эовин поднялась со стула.

– Ну подожди, – остановил он. – Я действительно не знаю, поскольку в то время находился в другом районе. Но полагаю, что скрыть беременность оказалось не так уж трудно. – Фируниан кивнул на стул, и она неохотно вернулась. – Наш образ жизни отличен от вашего, – с горечью в голосе продолжил он. – Долгожители, запертые на крошечном островке… Ты себе не представляешь, насколько жалким и бессмысленным ощущалось наше существование. Десятилетия проходили как дни и в то же время тянулись бесконечно. Я так подозреваю, что родители подняли бунт просто от скуки. И это не единственный случай. Поэтому я и решил выбрать военную карьеру, чтобы хотя бы иногда находить себе занятие.

Эовин удивленно посмотрела на него. Такой откровенности от ульфаратца она не ожидала. В то же время сердце болезненно сжалось. Она никогда не задумывалась, насколько тяжело далось изгнанникам существование в новых условиях. Хотя, возможно, Фируниан просто преувеличивал. В конце концов, они не были заперты в тюремной камере, а могли изменить жизнь на острове в соответствии с собственными представлениями.

– Как это связано с Кайлани?

– Когда проводишь столетия в присутствии одних и тех же людей, начинаешь ценить одиночество. Увы, не многие из нас добились такой привилегии, поскольку пространство очень ограничено.

– Но у Кайлани такая привилегия была?

– Да. Политикой она не слишком интересовалась, и отец разрешил ей выйти в отставку. Я сам ее очень редко видел за последние триста лет…

– Триста лет? – ошеломленно переспросила Эовин. На вид ему было лет двадцать, может, чуть-чуть больше.

– Ну да, – как ни в чем не бывало, кивнул он.

– А сколько тебе сейчас? – потрясенно спросила она.

Он нахмурился, будто вспоминал и подсчитывал. Похоже, при такой продолжительности жизни годам не придавали особого значения.

– Четыреста двенадцать.

Эовин закашлялась.

– А сколько лет Кайлани?

– Она старше меня всего на двадцать лет. Мы с ней и мои брат и сестра – последние дети, которые родились в нашем народе.

Эовин удивленно моргнула. Никаких детей за четыреста лет! Неудивительно, что ульфаратцы считали свое существование бессмысленным. При таких обстоятельствах их долголетие воспринималось скорее как проклятие, чем благословение.

– А почему вы не можете иметь детей?