Евреи ислама

Между тем отношение самих турок становилось все более негативным, а иногда даже враждебным. В период слабости и упадка мусульманское большинство стало подозрительным и не столь терпимым. Появилось много признаков перемен к худшему не только для евреев, но и для всех меньшинств вообще. Нарастал фанатизм, что вело к ужесточению для немусульман, более строгому соблюдению ограничений, налагаемых священным законом на зимми, а также к усилению региональной и социальной сегрегации. Однако открытые преследования и насилие по-прежнему оставались исключением из правила. Нападения на евреев почти всегда были спровоцированы христианами или вызваны соперничеством между общинами зимми, а не враждебным давлением со стороны османского государства или мусульманского большинства. Примером могут служить случаи кровавого навета. Обвинения были редки, но султан Мехмед Завоеватель придавал им настолько важное значение, что издал имперский указ. Из него следовало, что такие дела не должны рассматриваться наместниками и судьями, их необходимо передать на рассмотрение Имперского дивана в Стамбуле, где, по-видимому, высшие должностные лица будут менее подвержены фанатизму, суевериям и местному давлению. Возобновление этих обвинений во время правления Сулеймана Великолепного (1520–1566) побудило к изданию нового фирмана, повторяющего сказанное ранее и подтверждающего то же требование. Аналогичные приказы были изданы несколькими более поздними султанами в XVI и XVII веках⁵¹. Но в XIX веке подобные обвинения стали обычными и представляли серьезную проблему для османских евреев. К этому времени европейское и христианское происхождение обвинений не подлежит сомнению.

За пределами провинций и зависимых от Османской империи территорий существовали два крупных исламских политических центра, Марокко и Иран, в которых евреи так или иначе выживали. Положение евреев там было значительно хуже, чем на османских землях. Еврейская община в Марокко, старая, глубоко укорененная и многочисленная, была, как и еврейские общины Османской империи, восстановлена и возрождена в результате прибытия беженцев из Испании и Португалии. Но евреи Марокко, по сравнению с единоверцами в Османской империи, страдали от двух главных бед. Во-первых, они испытывали последствия сокрушительного результата преследований и репрессий Альмохадов, приведшего их к материальному обнищанию и интеллектуальной деградации, от чего они так и не смогли полностью оправиться. Во-вторых, евреи были единственным религиозным меньшинством на полностью мусульманской земле. В Египте, Сирии, Ираке, Турции, даже в Иране существовали другие немусульманские общины, крупнее и заметнее еврейских. Это помогло создать более плюралистическое и, следовательно, более терпимое общество; даже когда дела шли плохо, все эти общины разделяли тяжесть мусульманского негодования, часто становясь его главными жертвами — именно из-за своей многочисленности и заметности. В Марокко в результате преследований Альмохадов христианство вымерло, и евреи остались единственным меньшинством, нарушая самим фактом своего существования в остальном единое мусульманское общество. Здесь прослеживается аналогия с положением евреев в средневековом христианском мире и отличие от восточных исламских земель. Похожие обстоятельства подвергали евреев тем же опасностям и часто подобным же несчастьям.

После упадка и падения Альмохадов марокканские евреи начали восстанавливать свою религиозную и общественную жизнь. Значение марокканских евреев в немалой степени определялось их количеством. Безусловно, это была крупнейшая еврейская община в Северной Африке и, вероятно, самая большая еврейская община в исламском мире. Марокканские правители после падения Альмохадов не проявляли особой недоброжелательности, но народные настроения оставались враждебными и часто осложняли евреям жизнь. При династии Маринидов, в течение XIII, XIV и начала XV века, мы находим евреев при дворе и на службе в различных официальных должностях. Как отметил Норман Стилман, с точки зрения правителя у евреев были определенные преимущества⁵². Как маргинальная группа марокканского общества, они не имели ни власти, ни надежды на самостоятельные политические действия. Как непопулярное религиозное меньшинство, не могли рассчитывать на сочувствие или поддержку со стороны населения в целом. Таким образом, им предстояло служить правителю так же, как всякие рабы, евнухи и другие маргинальные и лишенные опоры группы служили мусульманским правителям и на Востоке, и на Западе. Уязвимость и непопулярность марокканских евреев подтверждались также необходимостью, ощущаемой как правителями, так и самими евреями, селить их в особых еврейских кварталах, известных как меллах. Изначально это делалось не в качестве наказания или унижения, а для защиты евреев от враждебного населения. Это, разумеется, не делало квартал более желанным и не облегчало существования его обитателей. Меллах в Фесе был основан в 1438 году по образцу более ранних худерий Испании, расположенных рядом с королевской резиденцией и пользовавшихся королевской защитой. Меллахи, созданные в других городах более поздними правителями, были гораздо очевиднее предназначены для изоляции и наказания, а не для защиты их жителей. Да и не всегда защита оказывалась эффективной. Крупный погром произошел в 1465 году, когда жители меллаха в Фесе были почти уничтожены в ходе восстания, которое в конечном итоге свергло династию Маринидов⁵³.

В конце XV и XVI веке еврейские общины Марокко начали восстанавливаться после этих потрясений. Их укрепило прибытие беженцев из Испании и Португалии. Как и сефардские иммигранты в Турции, они вскоре смогли установить культурную, экономическую и общинную гегемонию над коренными евреями, которых, очевидно, считали ниже себя. Подобно сефардам в Турции, именовавшим коренных грекоговорящих евреев тошавим (аборигены) или гриегос (греки), сефарды в Марокко называли местных магрибинских евреев форастерос (чужие) или берберискос (берберские, из Северной Африки). Сефарды в Марокко оказывали своим магрибинским хозяевам те же услуги, что и их соплеменники на Востоке. Они были коммерческими и дипломатическими посредниками, помогавшими султанам в их отношениях с европейскими странами. Некоторые служили марокканским государям в качестве квалифицированных ремесленников и техников, обладающих как техническими, так и специальными военными навыками. В еврейской общине сефарды как в Марокко, так и в Турции создали превосходящее сообщество, которое сохранялось до Нового времени.

В целом отношение к евреям было во многом хуже, чем на османском Востоке. Выше мы упомянули о существовании меллаха, замкнутого еврейского квартала, не имеющего аналогов в османских землях. Евреи подвергались жестким ограничениям при передвижении за пределами меллаха: например, им не разрешалось носить обычную обувь — они должны были иметь внешний определитель своей личности: ходить босиком или в отличительной обуви⁵⁴. В Фесе им предписывалось носить соломенные сандалии. В целом дискриминационные ограничения, установленные в зимме, применялись в Марокко гораздо строже, чем в других странах. Марокканцы много размышляли над этой темой, о чем свидетельствует свод юридической литературы, и ввели ряд унизительных ограничений, неизвестных на Востоке. Длительная борьба с португальцами и испанцами придала особую остроту религиозным настроениям среди мусульман и ухудшила положение единственной значительной немусульманской общины. В последующие века еврейская жизнь в Марокко оставалась в целом тягостной. Европейские визитеры, в основном христиане, почти единодушны в описании картины того, что Стилман метко назвал «высокоритуализированной деградацией евреев в крупных городах»⁵⁵.

В Иране евреи были не единственной немусульманской общиной. Существовали и армянские христиане, и небольшой остаток последователей древней зороастрийской веры. Однако евреи среди всех меньшинств являлись наиболее заметной и единственной представленной по всему Ирану общиной. Отношение мусульманского большинства к ним было в целом враждебным. Если суровые маликитские доктрины побудили марокканцев занять по отношению к своим еврейским подданным более жесткую позицию, чем турки и арабы на Ближнем Востоке, то персы придерживались еще более строгого стандарта — возродившихся воинственных шиитов-двунадесятников. Для них евреи были не просто неверными, презренными и униженными сами по себе, а нечистыми — людьми, чье прикосновение вызывает скверну. Но еще до становления Сефевидов и утверждения шиизма в качестве государственной религии в начале XVI века евреям Ирана приходилось нелегко. Монгольские ханы использовали их в период своего господства; но, когда монголы сами обратились в ислам и стали перенимать отношения и нравы мусульманских подданных, они направили свою враждебность на недавних слуг своих языческих предков. Как это часто случалось, с прекращением или трансформацией господства пришельцев поднялась волна ненависти и мести по отношению к тем, кто им служил. После того как отдельные евреи достигли величия при монголах, которые, кстати, полностью отменили зимму, последовала еще более суровая реакция. Некоторые евреи были казнены, а для их общины настали тяжелые времена⁵⁶.

Информации о судьбе евреев в Иране в период, непосредственно предшествовавший подъему Сефевидов⁵⁷, не много. Воцарение этой династии и создание мощного, единого и процветающего царства в Иране принесли евреям, как и другим жителям страны, некоторую побочную пользу. Однако их положение зачастую было трудным и всегда неустойчивым. В отличие от султанов Османской империи и даже Марокко, иранские Сефевиды и последующие династии, как правило, не желали предоставлять евреям каких-либо постов при своих дворах или должностей, дающих власть и влияние. Напротив, они порой неохотно позволяли им даже выжить. Случаи насильственного обращения в ислам, при всей их редкости в исламской истории, в большинстве произошли в Иране (один или два случая — в Марокко и Йемене). Просвещенный шах Аббас I (1588–1629) был на некоторое время исключением и позволил евреям, а также армянам и другим христианам поселиться в своей столице Исфахане. Но даже он к концу правления изменил свое отношение. Дискриминационные правила строго соблюдались, и в 1656 году, когда всех евреев было предписано изгнать из Исфахана по причине их ритуальной нечистоты, они вынужденно приняли ислам.

Позже, возможно из-за потери фискальных доходов, этот указ о принудительной смене религии был отозван. Согласно рифмованной хронике этих событий, написанной персидским евреем в XVII веке, мусульмане Йезда в ответ на подкрепленные золотом мольбы еврейских сограждан отправили делегацию знатных людей в Исфахан, чтобы заступиться за евреев перед шахом. Указывая на то, что отъезд евреев доставил бы большие неудобства мусульманам, они заявили, что принудительное обращение было бесполезным: «Можно вымыть негра двести раз, все равно тщетно будет искать хоть какого-то признака белизны»⁵⁸. Французский путешественник Жан де Тевено приводит аналогичный аргумент за то, чтобы позволить евреям вернуться к своей вере: «Они обнаружили, что, как бы внешне те ни исповедовали магометанство, они все еще практикуют иудаизм; так что будут вынуждены опять терпеть их плохими евреями, раз уж не смогли сделать из них хороших мусульман»⁵⁹. В 1661 году новый эдикт позволил евреям открыто вернуться к иудаизму при условии, что они заплатят задолженность по подушному налогу и будут носить еврейскую нашивку на верхней одежде⁶⁰. Подобные меры принимались и в отношении христиан и зороастрийцев, которых также изгоняли из города. В 1658 году Папа Римский обратился к шаху от имени христиан; никто не обратился от имени евреев.

Правление суннита Надир-шаха (1736–1747) ознаменовало период большей терпимости и даже позволило сформировать новую еврейскую общину в шиитском святом городе Мешхеде, возможно, в качестве политического акта. Период послаблений не был длительным, и при династии Каджаров, правившей Ираном с 1794 по 1925 год, положение евреев резко ухудшилось. Европейские путешественники того времени единодушно характеризуют обстоятельства жизни евреев Ирана как страх и вырождение.

В Иране, как и в Марокко, евреи находили какую-то компенсацию за внешние страдания в собственной внутренней, духовной жизни. В обеих странах существовало развитое литературное творчество, в Северной Африке на еврейско-арабском, в Иране на еврейско-персидском. Последнее являет один из наиболее оригинальных и интересных видов еврейской литературы в эти века. Особый интерес представляют рифмованные повествования в персидском героическом стиле о библейских, а иногда и современных событиях⁶¹.

Положение евреев в Центральной Азии в целом было лучше, чем в Иране, и в 1840-х годах, когда евреи Мешхеда подверглись насильственному обращению, некоторые из них нашли убежище в Мерве и Шахрисабзе. Однако бухарских евреев не миновали подобные проблемы. В середине XVIII века правители Бухары предприняли первую (и не последнюю) попытку насильственной исламизации. Как и везде, эта и последующие принудительные акции породили группы марранов, которых спасло из затруднительного положения только русское завоевание⁶².

Как уже отмечалось, значительную часть наших главных источников информации об этом времени дают европейские путешественники, гости и даже жители — миссионеры, купцы, туристы, а также зачастую постоянные представители торговых обществ, банкиров, предпринимателей. Их присутствие было частью процесса общего возрастания европейского интереса и активности, открывшего вскоре новую эру в истории Ближнего Востока и, следовательно, всех живших там общин.

Глава IV. Конец традиции

В ноябре 1806 года Джеймс Грин, генеральный консул Его Величества короля Великобритании «во всех владениях императора Марокко», предпринял необычный демарш. По просьбе ряда евреев Гибралтара, подданных Его Величества, он обратился к султану с просьбой «отменить некий изданный Его Императорским Величеством указ, запрещающий всем лицам, исповедующим еврейскую религию, появляться в его владениях в европейской одежде». Г-н Грин сообщил, что он получил аудиенцию у султана, который «с радостью объявил, что отменил этот указ». Гибралтарские евреи, озабоченные марокканской, а также британской фиксацией отмены указа, обратились за заверением к г-ну Грину, «может ли он утверждать, что это заявление Его Императорского Величества уже опубликовано в его владениях, и имеем ли мы теперь право появляться там в нашей обычной одежде, что очень важно для нас, поскольку иногда по торговой необходимости мы оказываемся там»¹.

Этот эпизод важен во многих отношениях. Гибралтарская скала находится во владении Великобритании с 1704 года, и, несмотря на договорное обязательство, вытребованное Испанией у Великобритании не разрешать «евреям или маврам» обживаться на скале, британские власти негласно были не против создания и развития большой еврейской общины. Действительно, к концу XVIII века евреи составляли основную, если не преобладающую часть гражданского населения в Гибралтаре². Подавляющее большинство этих евреев прибыло из соседнего королевства Марокко, где многие из них сохранили семейные и жизненно важные деловые связи. Британские евреи не достигли полной гражданской эмансипации до XIX века, но уже в XVIII веке евреи, которые были коренными британскими подданными, пользовались существенными гражданскими и социальными правами, в том числе защитой представителей Его Величества при поездках за границу.

Марокканские власти придерживались несколько иного мнения. В соответствии с практикой некоторых мусульманских государств, договоры с христианскими правительствами они рассматривали как применимые только к христианским подданным этих стран. Еврей, независимо от его государственной принадлежности, был просто евреем и, вступая в мусульманские владения, считался не мустамином, на которого распространялись связанные с этим статусом привилегии, а зимми — со всеми ограничениями данного статуса. С точки зрения самих гибралтарских евреев и британских властей, они являлись британскими подданными, следовательно, их одежда не должна была ничем отличаться от обычной для остальных жителей. Однако, на взгляд султана и его должностных лиц, они были евреями, и им следовало носить отличительное одеяние сообразно их статусу. В какой-то момент, предположительно из-за наплыва иностранных евреев, одетых по-европейски, чтобы избежать неприятностей, которым они подверглись бы в еврейской одежде, султан, по-видимому, решил обнародовать конкретные правила на этот счет.

Гибралтарские евреи — первый пример еврейской общины, происходящей из мусульманской страны и живущей при европейском правительстве эпохи Просвещения, причем на расстоянии всего лишь нескольких миль от страны своего происхождения. В результате там не могли не проявиться весьма тревожные контрасты.

И в другом отношении данная история представляет интерес. Это, похоже, был первый случай, когда еврейские граждане европейского государства призывали представителей своего суверена вмешаться от их имени в конфликт с мусульманской державой. Здесь, как и во многом другом, мы видим смену ролей с тех пор, как османский султан направлял послания Папе Римскому, дожу Венеции и королю Франции для защиты интересов своих еврейских подданных.

В течение XIX века, с эмансипацией евреев во всех цивилизованных странах Европы и принятием евреев в качестве граждан с основными правами гражданства, такие действия европейских правительств от имени своих еврейских подданных стали нормальными. Новая ситуация возникла, когда евреи в этих западных странах, все больше осознавая тяжелое положение своих единоверцев на Ближнем Востоке и в Северной Африке, стали выступать и вмешиваться от их имени, используя еврейские и, где это было возможно, политические и дипломатические каналы.

Вовлечение западных держав в дела евреев исламских земель далеко не всегда шло тем на пользу; зачастую происходило обратное. В то время как еврейское лоббирование и либеральные принципы порой объединялись ради того, чтобы произошли сдвиги в пользу евреев, поднимались и другие силы, враждебные как еврейской эмансипации, так и просвещению XIX века и действовавшие в противоположном направлении. Эти силы находили опору в сплаве древних предрассудков и современных интересов.