— Конечно, я…
— И теперь все пойдет прахом, да? Будет просрано? Отойдет сволочам-застройщикам с их сволочными квартирами? Ты ведь должен был помешать совету продать поле, не так ли? Ты должен был разобраться!
— Я и разберусь. Голосование будет в четверг.
Даже если бы Тара не ослабила хватку, в этот раз она бы вряд ли сумела удержать Мэйвис. Женщина бросилась к Банни и снова начала осыпать его ударами.
— Да что за…
— Сегодня пятница, тупая пьяная скотина! ПЯТНИЦА!!
Тара обняла Мэйвис что есть силы, прижав ее руки к бокам. Пенсионерка попыталась пнуть Банни ногой.
Банни смотрел на них широко раскрытыми глазами с совершенно потерянным выражением лица. Его косящий левый глаз только усилил ощущение безысходности.
— Я не… как же это… я все исправлю…
Тара почувствовала, что Мэйвис обмякла в ее объятиях. Ее гнев превратился в отчаяние.
— И как ты собираешься исправлять? Мы ждали тебя вчера вечером. Верили, что ты придешь. Что ты разберешься. Как ты мог…
Ее голос затих.
Банни опустил взгляд.
— Мне… очень жаль… — произнес он шепотом, обращаясь к холодному бетонному полу.
— Не ожидала от тебя такого… — сказала Мэйвис. — После всего, через что мы прошли. Все эти дети… куда им теперь? Столько времени… Они так в тебя верили, а ты… Это очень жестоко…
Тара отпустила Мэйвис, и пожилая женщина стала оправлять свою одежду.
— Я… — заговорил Банни.
— Ты что? — перебила Мэйвис.
Тара никогда не подозревала, что мужчина может выглядеть так жалко. Если честно, Тара знала Банни всего ничего, но за те два месяца, что она работала в пабе «О’Хэйган», уже успела к нему привыкнуть. Он был своеобразным мужчиной — огромным, наглым и грубым, но все же не лишенным какого-то дикого первобытного очарования. Теперь все улетучилось: жалкий, потерянный человек понуро глядел в пустоту.
Когда Мэйвис заговорила вновь, ее голос звучал чуть слышно: