День, который никогда не настанет

22
18
20
22
24
26
28
30

Вокруг «Ковчега» проводилась, разумеется, и официальная, широко освещаемая операция Гарди. С тех пор как в это здание более двух месяцев назад зашел Фрэнкс со своими сторонниками, вокруг него постоянно дежурила полиция. Первоначально они находились там, чтобы обеспечивать общественный порядок, но дело быстро приобрело политическую окраску. Правительство предприняло попытку организовать блокаду здания, но после общественного резонанса данное решение было отменено Верховным судом как антиконституционное. В обстановке скандала полицейские были вынуждены занять сторону «плохих парней», что им самим очень сильно не нравилось. Никто не подписывался на то, чтобы лишать еды голодных. Точно так же суд признал незаконным отключение электричества и воды. Аргумент о том, что расходы на электричество лягут тяжким грузом на холдинговую компанию, законно владеющую зданием, казался убедительным, но лишь до тех пор, пока не вмешался щедрый анонимный спонсор, оплативший счет. Как пить дать, этим спонсором был кто-то из оппозиционных деятелей. Возможный позорный провал текущей администрации был им на руку, а значит, имелся интерес, чтобы возникшая ситуация тянулась как можно дольше.

Параллельно шла другая операция Гарди — под руководством НОН. Каждый, у кого имелась хоть капля мозгов, за пятнадцать секунд бы сообразил, что НОН обязательно станет наблюдать за «Ковчегом». Но одно дело понимать, и совсем другое — признавать в открытую. Так что Бернс пришлось задействовать серьезные связи. Неофициальная встреча Уилсона с командой, проводящей несуществующую операцию, — это было именно то, чего он ждал полчаса под дождем.

Ливингстон завернул за угол, и вот показался сам «Ковчег» — пятиэтажное строение, которое раньше выглядело не хуже любого другого сияющего корпоративного здания в Международном центре финансовых услуг. Любой уважаемый политик, вкусивший хоть немного власти за предшествующие пятьдесят лет, пытался приписать к своим заслугам создание МЦФУ. Это был оазис корпоративного процветания, раскинувшийся на берегах Лиффи[49]; яркий луч, высветивший Ирландию как динамично развивающуюся, прогрессивную нацию. Можно только представить, как всех, включая премьер-министра, выбесило то, что одно из зданий МЦФУ превратилось в огромный приют для бездомных стараниями одного потерявшего ориентиры священника. Теперь оно стало большим ярким напоминанием о бездарном крушении экономики и о тех, кто оказался выброшен на произвол судьбы. Прилив может поднять все лодки, но, если вы уже находитесь за бортом, — вы утонете.

Здание «Ковчега» заметно выделялось из общего ряда, и не только потому, что его много раз воспроизводили на первых страницах газет. Многие окна были закрыты картоном и импровизированными шторами. А еще его окружали полицейские заграждения — как результат последней блестящей идеи. Правительство понимало, что отключение электричества и воды может выйти для них боком, но они, черт возьми, имели право останавливать тех, кто пытался войти, и задерживать всех, оттуда выходивших. Крайний срок возможности покинуть здание без того, чтобы получить обвинение в незаконном проникновении, истек два дня назад. Кто-то действительно оттуда вышел, но многие остались.

— Сколько там всего людей, по вашей оценке?

Ливингстон впервые обернулся.

— Молчите, пока мы не войдем внутрь. Если кто-нибудь спросит, вы из «Саймондс Аудитор Лимитед».

Уилсон начинал испытывать к Ливингстону настоящую неприязнь. Можно подумать, два обычных парня прошли бы мимо самого известного здания в Ирландии и не стали бы его обсуждать. Тем не менее он покорно молчал, пока Ливингстон заводил его в неприметное здание напротив «Ковчега», отмечал на вахте у охранника, который, казалось, нужен был исключительно для демонстрации униформы, и вызывал лифт.

Поднимаясь в лифте до шестого этажа, Уилсон почувствовал, насколько неприятно пахнет Ливингстон. От него воняло жареными чипсами, дешевым молоком и потными ногами. А еще у него был подбородок Джимми Хилла[50] и легкое косоглазие. Вряд ли его занятость в пятницу вечером чрезмерно бы расстроила противоположный пол.

— Банк согласился нас впустить только на том условии, что мы притворимся немецкой аудиторской фирмой, прибывшей для проведения технической проверки части их финансовых транзакций. Ни одна компания не хочет, чтобы ее засвидетельствовали выступающей против «Ковчега». Так что приоритет номер один — сохранить нашу легенду.

— Понятно, — ответил Уилсон. — «Главное — это не упоминать о войне»[51]. Но однажды я рискнул, и мне это вроде сошло с рук.

Ливингстон изобразил на лице насмешливую улыбку, которая ничуть не улучшила его эстетическую привлекательность. Двери лифта открылись, и светская беседа закончилась.

Ливингстон провел их в конторское помещение с офисами открытой планировки, которое выглядело пустынным, если не считать полоску света, пробивавшуюся из-под двери в дальнем конце. Подойдя к двери и положив ладонь на ручку, Ливингстон обернулся к Уилсону.

— Позвольте напомнить, что характер операции, которую вы сейчас увидите, как и само ее существование, является абсолютной тайной.

— Принял к сведению, — ответил Уилсон.

Ливингстон открыл дверь, после чего они вошли в большой угловой кабинет. В нем находилась женщина лет сорока в компании с упитанным мужчиной лет двадцати. Ливингстон указал на них по очереди:

— Брэди, Тонкс… Это детектив Уилсон из Национального бюро. Детектив-суперинтендант приказал оказывать содействие в его расследовании — при условии, если оно не помешает нашему.

Уилсон поднял руку в знак приветствия. Брэди кивнула, продолжая что-то печатать, Тонкс энергично помахал из-за ряда мониторов.

— Что нового? — спросил Ливингстон.

— Ничего особенного, — ответил Тонкс неожиданно веселым голосом. — Эта польская парочка опять на четвертом этаже.