– Эге! Туда, брат, лезть – себе дороже. С головой провалишься, пузыри пойдут, и поминай как звали.
– Да пошел ты! – злобно шикнул на него Максимов.
Он приметил шагах в пяти от себя поваленную ветром березку. Ухватил ее обеими руками, сунул комлем в ложбину. Получилась более-менее сносная опоpa. Навалившись на нее всем телом и перебирая руками по гладкой белесой коре, осторожно двинулся вниз.
– Храбрец! – уважительно крякнул гвардии поручик. – Я бы с тобой и в атаку, и в разведку… Люблю смелых!
Максимов не отвечал, был сосредоточен на своих движениях. Следил за тем, чтобы руки не соскользнули с мокрого ствола, ибо в таком случае стопы, приняв на себя всю массу тела, немедленно провалились бы сквозь непрочную сетку мха в жидкую торфяную окрошку.
Спустился на дно ложбины, унял бешено скачущее сердце, а заодно и дрожь в руках. Посмотрел по сторонам. Ничего. И ежу понятно, что преодолеть эту низинку можно только на крыльях. Каждого, кто попытался бы сделать это пешим порядком, ждала неминуемая гибель.
– Вертайся! – крикнул Баклан, возвышаясь на кромке. – Ни шиша ты там не найдешь.
Максимов двинулся назад, но руки уже ломило от натуги, шел совсем медленно. Комель, продавив слой мха, резко ушел в волглую землю. Чего боялся, то и случилось: руки соскользнули и ноги сразу по колени ухнули в тестообразную грязь. Задергался, вырваться не удалось. Наоборот, увяз еще глубже.
– Замри! – проорал сверху гвардии поручик. – Сейчас я тебя вытащу!
Он сдернул обмотанный вокруг шеи шарф, скрутил его потуже и бросил один конец Максимову. Тот вцепился в получившийся жгут и лег на живот. Силища у Андрея Вадимовича оказалась медвежья. Он потянул Максимова к себе, как рыбак тянет попавшегося на удочку пескаря. Еще и приговаривал с издевочкой:
– Ловись, рыбка, большая и малая! Р-раз… еще раз… и еще… Стоп, приехали!
С последним словом выволок незадачливого сотоварища из коварной ложбины. Очутившись на твердой поверхности, Максимов встал, вернул гвардии поручику перепачканный шарф, критически оглядел
– Не журись, – утешил Андрей Вадимович. – Девка твоя со щелоком простирнет, и все отмоется.
Максимов зыркнул на него исподлобья. Это что же получается, он теперь хамоватому гвардии поручику жизнью обязан? Вот не ожидал.
Учтивость требовала протянуть руку, поблагодарить.
– Спасибо. Я твой должник.
Андрей Вадимович на рукопожатие ответил вяло, глядел мимо спасенного на сырые взъерошенные елки и безлиственные березы. Солнце еще не поднялось над горизонтом, и лес имел вид траурный, погребальный.
– Утопли, значит? – медленно выговорил гвардии поручик. – И жена твоя, и этот… Вот незадача…
Граф Ингерас сидел в своем кабинете за письменным столом. Плотные светопоглощающие портьеры на окнах были по обыкновению задвинуты, между ними не виднелось ни малейшей щелки. Кабинет был погружен в сумрак, если не считать тоненькой восковой свечки, стоявшей на столе в латунном шандале. Она и по виду напоминала лучину, и горела примерно с той же яркостью. Графу хватало. Поднеся листы бумаги к глазам, он вчитывался в формулы, написанные размашистым почерком. Чтобы лучше вникнуть, шевелил губами, проговаривал:
– Бинариус… должно произойти сцепление корпускул… Да, он прав, все получится! «Я белый из черного и красный из белого, и желтый из красного, и я говорю саму правду…»