Изумрудная скрижаль

– …нима… то невоз… но, – донеслось из-за стекла. – Не слышно? Я буду говорить громче. Вам придется смириться со своей судьбой. У нас есть еще минут пять-семь, прежде чем вы перестанете что-либо воспринимать. Чтобы вам не было скучно, могу продолжить свой рассказ.

«А не пошел бы ты!.. Нет, сыпать проклятиями и биться головой о стену – значит доставить ему удовольствие. Надо по-другому – как-то заинтересовать его, втянуть в разговор…»

– Относительно вашего проекта… – произнесла она раздельно в стык между двумя стеклянными стенками. – Слов нет, он бесподобен, но кто вас надоумил? У вас есть предшественники?

– А как же! Я опирался на труды великих мыслителей. Бюст одного из них чуть не проломил голову бедняге Кулику.

– Гермес Трисмегист?

– Вы читали его трактат «Изумрудная скрижаль»? Не читали. Потому что по свету ходят разве что апокрифы, досочиненные профанами и пересыпанные разным вздором. А я читал оригинал! Нашел его случайно в библиотеке кафедрального собора Сиены. В этом тексте я обнаружил не только душеспасительные изречения, но и конкретные рецепты Великих Деланий. Опираясь на них, я мог бы превращать свинец в золото или стать бессмертным, но я пошел дальше… Как вы себя чувствуете?

Зачем спрашивает? Видно же, как тяжело дышится. Анита, презрев приличия, расстегнула ворот платья. От нехватки кислорода уже распирало легкие, она широко раскрывала рот, как выброшенная на берег плотвичка, но это не помогало.

А Йонуц знай себе качает насос. Нога под столом ходит как поршень паровой машины: вверх-вниз, вверх-вниз.

– Вы еще в состоянии меня слушать?

– Да, – не сдавалась Анита, хотя выстраивать фразы и тем более произносить их становилось с каждым натужным вдохом все труднее. – Ваша дочь… Зачем вы прятали ее?

– Я ее очень люблю. – Голос Йонуца потеплел. – Мы с графом создали для нее поистине эдемские условия, насколько возможно было в этих руинах. Я не хотел, чтобы она жила среди здешних уродцев, хотя некоторые из них знали о ее присутствии. Она очень непоседливая девочка, вечно что-то напевает, на месте не сидит… А еще я спрятал ее от вас. Дал ей задание как-нибудь поромантичнее познакомиться с вашим мужем, влюбить его в себя. Это им пригодится, когда они встанут у истоков новой жизни. Но вы могли помешать… Вы ведь ревнивы, не так ли?

– Алекс… никогда бы… не изменил мне… – в три приема прошептала Анита, уже не заботясь о том, услышит ее горбатый изувер или нет.

Его голос сочился из-за стекла все медленнее, все медовее, убаюкивал:

– Он навещал ее очень часто… Анжела иногда выходила из своего скита… мы устраивали совещания: я, она и Ингерас. Это происходило в дальнем конце замка, там, где никто не мог нас подслушать. Как-то раз ваш дражайший Алекс хватился своей Изольды, бегал, искал… Едва не застал в компании господина Кулика, который провожал ее до места. Хи-хи! Девочке пришлось напрячь воображение, чтобы выкрутиться…

В глазах стало меркнуть, Анита сползла по стеклу на пол. И когда восприятие действительности угасло, возникло пред нею дивное видение. Будто бы шагнул в лабораторию ангел, весь в лазурном сиянии, поднял руку и прогремел что-то грозное, обращаясь к Йонуцу. Тот удивленно повернулся, а лазурный герой, не тратя времени на препирательства, взмахнул поднятой рукой и метнул молнию, аки Зевс с Олимпа. Молния ударила в стекло над головой Аниты, серебряным дождем посыпались осколки.

Воздух! Он ворвался в разгерметизированный куб, наполнил грудь, прочистил голову. Лазурный нимб вокруг ангела сразу поблек, и Анита увидела, что это всего-навсего мистер О’Рейли и метнул он никакую не молнию, а обломок алебастрового бюста, который, разумеется, подобрал, когда проходил через кабинет графа Ингераса.

– Вы живы? – бросился он к ней, усыпанной стеклянным крошевом.

– Да… спасибо. Как вы сюда попали?

– Я гулял на улице, услышал крик и увидел вас в окне. К счастью, дверь в кабинет открыта…

Объяснения были прерваны самым беспардонным образом. Ручища Йонуца стиснула плечо О’Рейли.