Максимов насторожился:
– Зачем тебе эта штука?
– Я выпущу из тебя плохую кровь. Твое тело будет порожним сосудом, в который отец зальет свой эликсир. И в мое тоже. Ты перестанешь быть русским, а я – англичанкой. Мы с тобой проснемся обновленными, такими, какими были люди до смешения народов. И мы станем зачинателями нового мира. В помощь нам папа сделает новых Адамов и новых Лилит. Наши дети сведут старое, искалеченное человечество на нет, и мир изменится к лучшему! Прежние обветшалые люди вымрут как динозавры… как гнилые деревья в лесу. Исчезнут раздоры, исчезнут болезни… по крайней мере, те, что связаны с дурной наследственностью. Ведь наши библейские прародители ничем не болели… И ты скажешь, что это не великая цель?
– А как же Анита?
– Она пожертвует собой ради блага. Разве это не прекрасно? И, кстати, в тебе будет частичка ее крови. Но это не важно. Ты ведь ее не любишь, ты любишь меня… Признайся!
Лилит наклонилась над лежащим так низко, что он ощутил прикосновение ее волнительной груди. Но смотрел он сейчас только на ланцет, который она, как маньячка, держала у него перед глазами.
– Я сделаю все быстро. Папа многому меня научил. И эту комнату оборудовал тоже он… Правда замечательно? Стоило перевернуть сиденье софы, и она превратилась в стол. А в ту стену встроен ледник – это на случай, если папа с эликсиром немного задержится и твоему телу придется подождать.
С силой, которую он никак не ожидал в ней, Лилит рванула его за рукав. Материя затрещала, рукав оторвался. Лилит любовно погладила кожу на предплечье Максимова, где еще не зажил порез, оставленный Вэнь Юном.
– Потерпи, милый, все будет чудесно…
– Еще минутку! – попросил он голосом, севшим от волнения. – Прежде чем все случится, посмотри на меня, пожалуйста. Это придаст мне уверенности.
– Конечно! – Она вскинула на него лучистые глаза, в которых он теперь ясно различал сумасшествие. – Нам предстоит величайшая миссия, и мы должны быть уверенными в себе…
Ее лицо было так близко, что он различал и золотистый пушок на щеках, и каждую ресничку на веках. Однако он не стал долго заниматься созерцанием той, которую еще полчаса назад считал красивейшей на свете.
Коротко качнувшись, он впечатал лоб в это смазливое личико. Вложил в удар всю свою ненависть и желание жить. Лилит хлюпнула, ее нос расплылся, как раздавленная клюква. Выпустив ланцет, она повалилась на спину и застыла, оглушенная. Максимов с надсадным кряхтением перевернулся на бок. Хотел спустить ноги, неповоротливые, как две тумбы, но не удержался на краю стола, упал на пол.
Приложился изрядно. Заныли кости, а через ушибленный локоть как будто пропустили электрический разряд. Не видя надобности сдерживаться, взвыл, обматерил непослушные конечности. Кое-как поднялся на карачки и пополз к стене, за которой была свобода.
Лаборатория Йонуца сияла чистотой и белизной. Совсем не верилось, что располагается она в замшелом замке, где несколько веков тому назад властвовали средневековые нравы. Лишенную окон комнату размером с просторную русскую горницу ярко освещали газовые лампы. На столике с металлической столешницей возвышалось многоступенчатое сооружение из колб, реторт, соединительных трубок, манометров и прочих приспособлений. Рядом с сооружением ровным голубоватым пламенем горела спиртовка, над которой Йонуц деловито прокаливал хирургические инструменты. Сам он был облачен в белый, поскрипывающий от крахмала халат, того же цвета шапочку и маску, закрывавшую рот и нос. Любая операционная позавидовала бы такой стерильности.
Анита сидела в углу, в тесном кубе из очень прочного стекла. Йонуц закинул ее туда, как рыбку в аквариум, а вернее, с учетом отсутствия в кубе воды, как лягушку в террариум. Анита колотила руками и ногами в стекло, пока не выдохлась. Потом села, обхватила согнутые колени и стала думать. В голову не пришло ни одной разумной мысли, положение выглядело совершенно безвыходным.
Жить ей оставалось всего ничего. Йонуц, подготавливая инструменты, с большой охотой делился своими замыслами.
– Вы должны гордиться, – гудел он, – ваш муж станет первым новым, или, как выразились бы астрономы, сверхновым человеком! Ваш личный вклад тоже не будет забыт.
Увы, Аниту не прельщала посмертная слава.
– Вам и дочери своей не жалко? – спросила она.
ebooksa