– Манька, не говори ерунды! – Одернул ее Дьявол. Одна слеза все же проскочила мимо пальцев, и тварь унеслась в сторону юга. – И в Раю, и в Аду черти – сущие ангелы! Это тут они материальности не имеют и не знают, как ум у людей достать, а там они умнее! Там они материальнее людей. Раздевают людей и нечисть, и голыми предстаете передо мной! А здесь они раздевают человека, раздевают, а люди материализуют их мысли-то! Ты же заметила, что они бьют человека, когда тот неправильно трактует стены темницы.
И Манька еще раз поняла, что ограниченное ее мышление заключено в какие-то рамки, и в чертях надо уметь разглядеть благо, когда оно явно рисуется чертом. И еще она поняла, что если черта не спасет, миру придет хана – Дьявол зальет его кровавыми слезами. Он расклеился, как старая калоша, и это было на него не похоже.
– Что делать-то, чтобы он обратно собрался? – простонала она, скрипнув зубами от злости.
– Ну не знаю, – Дьявол развел руками, хлюпнул носом. – Не знал я, что крест на себе несу!
– Но он же не в тебе! – попыталась она напомнить ему, кто он есть.
– Тело мое намного больше, чем ты себе можешь представить, но его видеть нельзя, – всхлипнул Дьявол горестно. – Я колобок, без рук, без ног, качусь себе сам в себе. И не тот крест, что ты, Маня, руками взять не можешь, на мне лежит, а другой, тот который обнажен был этим крестом. Но я его уже снимать начинаю.
– А этот мне доставать или не доставать? – раздраженно спросила она, принимая на себя руководство.
– Доставать, конечно, только сначала надо черта достать из неволи. Он из креста материю высасывает. Черти хоть и не материальные, материей могут управлять, и черт достать его пытается, чтобы вернуться назад, и не понимает, что не уймется крест, пока не расщепит его на мелкие осколки, а осколки те летят в зеркало и обратно к черту возвращаются!
– Может, забьем дыру землей, – предложила Манька шутя, не предполагая, что Дьявол придет в неописуемый восторг от ее идеи.
Он замахал руками возбужденно:
– Маня, гениально! Гениально! Это может сработать! Если черт уцепится за материальность, он вполне может развернуться и выйти из своего растянутого состояния! – схватил ведро и лопату и торжественно сунул Маньке в руки, как стяг, на котором колыхался идейный символ.
«Ну вот, – подумала она, снова скрипнув зубами от злости, – вернулся Дьявол и опять свалил на нее всю работу!» Но спорить не стала. Потыкала лопатой землю в нескольких местах, нашла песок и наполнила ведро.
– Вали ее за себя, – предложил Дьявол неуверенно из предбанника, с опаской поглядывая на двери, над которыми лежал его же собственный крест. Но крест уже не действовал на него. Дьявол понял, что тот делает его сопливым зверем, и, как Манька перед зеркалом, сдерживал себя от слезливости.
Манька вывалила ведро земли в пещеру, но земли оказалось явно недостаточно. В пещере стояла такая боль, такое отчаяние, что Манька почувствовала, что сочувствует черту всем своим существом. Она нагрузила второе ведро, третье…
Яма росла, а пещера меньше не становилась. Силы были на исходе. Вместо ужина отломила от железного каравая целый ломоть и даже не почувствовала железного привкуса. Пригодился и железный посох, а Дьявол принес из подвала железные башмаки.
Когда земля наполнила пещеру до самого верха, земля вдруг начала разбухать и заполнять ее собой, и, наконец, Манька увидела самого черта.
– Славная ты девушка, славная, славная, – простонал черт, со слезами на глазах.
Маньке было приятно, но черт вдруг начал расти прямо на глазах.
– Славная, посмеялись мы над ними! – простонал черт и отступил от Маньки подальше. – Все-то у тебя как у людей, просто деньги гребешь лопатой, люди тебе до земли кланяться будут, как Благодетельнице своей, как Спасительнице… – и черт стал еще больше. Схватил камень и залепил им Маньке в глаз.
Манька обернулась и заметила, как Дьявол перемигнулся с чертом, ухмыльнувшись.