Со старика на пол полилась струями вода. Он снял с себя одежду и отжал ее. Даже семейные трусы, которые он снять постеснялся, были у старика в горошек. Сразу бросилось в глаза, что Дьявол для гостя недостаточно хорош. он посматривал на него искоса, хмурился и обижено выпячивал губу.
Старые знакомые – и чего-то не поделили, догадалась Манька, не было между ними мира, но и вражды тоже не было.
– Ты, Манька, шибко медная! Убить надо, и поделом! – проворчал старичок, рассматривая стрелу в ее руке, Голос у него был приятный, мягкий и не старый. Прозвучал таинственно, завораживая, будто поманил куда-то.
– Поговори мне еще! – перебил его Дьявол. – Тебя бы в баню: отмыть, шелуху отодрать и безопасным сделать, а то в одном глазу слеза, в другом ерунда, а в третьем… А третьего как не было, так и нет! Стреляешь все так же противно не метко?
– Да когда я стрелять-то умел! – изумился старичок. – Разве что по водицу сбегать! Но и тот хорош, кто воду поднес. Коли рана ни в грош, лечись водой, кто хошь! Бросил меня тут и забыл. Сам бы с мое помотался по свету, – обижено укорил он Дьявола. – А если ты про этих… – мотнул он головой, – то я все больше бью по черепушке, по черепушке. Только сила во мне не та, – посочувствовал он себе.
– Ну да, конечно, ты бьешь, изменник развеселый, – усмехнулся Дьявол. – Последний раз, кому ты набил морду, был я! – обиженно напомнил он старику.
– Может, лучше покормите меня? Что вспоминать старые обиды? Кто помянет, тому глаз вон, – старик повеселел, одеваясь. Одежда его волшебным образом высохла в одночасье. Он быстро осваивался, цепляясь глазом за все, что было в подвале, и каждый раз удовлетворенно кряхтел, оставшись переменами довольный. Видимо, старика знал не только Дьявол, но и избы.
– У тебя глаза: хоть бей, хоть не бей – откатились и обратно прикатились… Не стошнит от нашего ужина? – съязвил Дьявол.
– Не стошнит, – заверил старик, развел руками: – Сами подумайте, какая мне польза от ничего неделания? Я вам пригожусь еще, могу покормить, лосей, гусей, уток наловить. Поднести, если чего надобно. По стоящему дельцу я соскучился. Стрелять не мастак, – признался он, изучающее присматриваясь к Маньке. – Но ведь кто воду мутит, тот омутом крутит, а я омуты все как один изучаю, добро добром привечаю. Угощаю всех чин-чином. И злому нет от меня прохода, пну так, чтоб почином – летели… к Дьяволу, Батюшке Бытия, в костерок кипучий, где слезой горючей омывают меня!
– Ладно тебе, нормально разговаривать умеешь? Или последний умишко растерял за последние две тысячи лет? – усмехнулся Дьявол, похлопав старика по плечу.
– Умею, если не прогоните! – пообещал тот.
– Вас как звать-то? – спросила Манька.
– Безопасный мировой судьец, – насмешливо скривился Дьявол. – В именительном падеже у него есть все, кроме ума. А как падеж начался и как на могильник попал, вряд ли вспомнит.
Старичок поклонился Маньке низехонько, не обратив на Дьявола внимание.
– По-разному кличут, кто как. Но мне больше нравится Гроб Гремуар Борзеевич, – представился старик с легким поклоном. – Можно проще, или мастер Гроб, или Борзеич. Скрывать не буду, первое имя настоящее, а второе истинное.
– А третье? – умно спросила Манька.
– А третье, Маня, мне не дано понять. Это тайна великая! Вот как разгадаю его, так сразу пойму, откуда первые два взялись.
– Макулатур ты беззлобный, – засмеялся Дьявол. – Иди, поешь, а то оборотни завоют скоро! Все самое интересное из-за тебя пропустим.
Пока поднимались по ступеням, Манька никак не могла отойти от своей задумчивости, озадачившись природой имен.
Изба уже накрыла на стол, привечая дорого гостя не хуже водяного.