Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я, Маня, шитый по-черному белыми нитками. У меня на раз два година годину меняет… – шмыгнув носом, проскрипел Борзеевич, уминая зелень деревянной ложкой. Достал пару рыбин из бочки, понадкусал хвосты, обвел стол, стрелы, сложенные на лавке, и избу завистливым взглядом. – Богато тут у вас, а я все по лесам, по горам, да пешим ходом… Эх, и почему я раньше тебя, Манька, не встретил? Был бы у Дьявола в чести, а теперь как бы с боку припек.

– А Манька от тебя не бегала из горницы в горницу, – холодно ответил Дьявол. – Ты же сам обманными своими штучками глаза ей не раз и не два застил!

Старичок ужался виновато, а Маньке удивленно взглянула на Дьявола: не было у нее никогда встречи со стариком, такого встретишь – вряд ли забудешь. И глаза он ей не застил.

Может, понарошку, время тянут?

– Глаза у него в горошек, – пояснил Дьявол. – Есть такой прием, вот как бы смотришь в книгу, а видишь фигу, когда там ума палата, да горы злата. И наоборот, смотришь, видишь гору злата и ума палату, а там мор, черт, да позор. Ненадежный он старик, но если с ним по дружбе, то многое может сделать: помочь, поберечь, постеречь… Я ему многим обязан, и много обязан как бы он мне, а вины передо мной у него, как звезд на млечном пути. Что ни срам, так от него! Порой такое может наворотить – меня запросто переплюнул.

Манька кивнула, ничего не ответив. Старик Борзеевич приближался к ним.

– Маленько перехватил вчера, сегодня приболел, не полечишь мне мозги? – попросил он, болезненно щупая голову. – Грамотно поднимали позитрон. Наслушался, накушался, и был изгнан вон…

– Отдай демона на заклание, тогда полечу, – пообещал Дьявол.

– Не рано ли уговаривать начинаешь? – оторопел старик.

– А ты подумай, – попросил Дьявол.

– Ой, какие, Маня, подсвечники у вас красивые, один дракон, второй дракон, третий… – вскрикнул старикашка, округлив и без того круглые глазенки. – А я как-то во дворец захаживал, там того же мастера произведение: девица красоты неописуемой, на голове кирпич, а на кирпиче тазик с цветами… – Он долгим взглядом посмотрел на удивленную Маньку и обернулся к Дьяволу. – И что? Как мне объяснить, что линии мастера имеют некоторую пространную природу и те же руки мастера легко лепят и Сатану, и Спасителя?

Дьявол хитро прищурился, но Манька уже догадалась, в какой дворец захаживал старик.

– Вы меня имеете в виду? И Благодетельницу? Только это на меня возложили кирпич и тазик с цветами…

Старик изменился в лице.

Он только сейчас заметил, что на шее Маньки висит медальон: золотая монета в обрамлении креста крестов. Взгляд его сразу стал завистливым, пальцы слегка задрожали, он поперхнулся и подавился, долго смотрел на грудь, будто не верил, потом прокашлялся, вышел из-за стола, приблизился, слегка нагнувшись, обеими руками взял медальон и поднес к глазам, поворачивая из стороны в сторону, попробовал золото на зуб.

Зуб обломился и выпал.

Его выпавший золотой зуб вызвал в нем еще большее удивление. Глаза округлились до предела, густые заросшие брови поднялись домиком.

– Что, неймет? – поиздевался над ним Дьявол.

Старик ничего не ответил, сунул руки в карманы и весь обиженный с укоризной повернулся к Дьяволу. С минуту между ними происходил молчаливый разговор, будто стояли друг перед другом ростовщик и ободранный до нитки господин. Весь вид одного выражал торжествующее злорадство, второй пытался что-то сказать, но сказать ему было нечего, ибо он был обобран.

– Манька, – вдруг заорал старик Борзеевич с каким-то заливистым задором, от которого она оторопела. Она еще не успела насладиться завистью истинного знатока ценностей, обладателем которых была, от его крика мысли вылетели из головы. – Сейчас Луна выйдет! Полная! Пошли скорее смотреть, как люди в зверей оборачиваются!