Манька не скоро пришла в себя. Всю дорогу она бренчала железом и пела песни, предупреждая зверей о своем присутствии. И пыталась услышать свое сердце – то, что видели люди. Но сердце было черным, безмолвным, голова кружилась, а в глазах появлялась рябь. Оно не ведало ни о ее боли, ни о ее горькой судьбе, будто жило своей жизнью. Страдало, любило, копало могилу, подавляя сознание. Но Дьявол шагал рядом и, наверное, когда-нибудь научит ее, как сделать сердце таким, чтобы люди видели только то, что она считала собой.
О том, чтоб извести Благодетельницу, она уже не помышляла. Дьявол был ей ни друг и ни враг, он был Бог – Бог Нечисти, и любил Помазанницу, больше, чем ее.
Наверное, ее сердце было другим…
Стоило Дьяволу проявить немилость, голова летела с плеч у кого угодно, но только не у Помазанницы, чтобы она ни натворила, ей дозволялось все. Несправедливо, конечно, ведь сердце не голова – сердце не умеет думать, но Дьявол вел ее к ней, и, если получится устоять, возможно, когда-нибудь он поймет и поверит, что она не такая, как ее сердце, а у Помазанницы его нет совсем. Главное, пока он заодно с нею, хотя бы мудростью, а остальное уж как-нибудь…
Глава 9. Кикимора
Близился сентябрь. Еще стояло лето, но чувствовалось дыхание осени, и нет-нет, среди листвы выставлялся желтый или покрасневший лист. Лето было сухое и жаркое, трава дала семена и засохла, а на выкошенных еще в июле лугах поднималась жиденькая отава. Птицы сбивались в стаи, репетируя дальние перелеты, небо по утрам было белесое, выцветшее, и днем не достигая той синевы, которая была еще две-три недели назад. И темнело уже рано, а по утрам поднимался холодный туман.
Селения остались далеко позади.
Манька не верила, что прошла больше половины нецивилизованной части государства. До Неизведанных Гор, занимавших всю северо-западную часть государства, оставалась одна треть пройденного пути. Осталось миновать только Мутные Топи, а дальше путь лежал по диким таежным Зачарованным Горним Землям.
Где-то там, за Горними землями, в подножии Неизведанных Гор, Безымянная Река брала начало из глубокого и огромного, как море, озера. Бездонное Озеро образовалось на месте широкой и глубокой трещины в материковой плите еще в древности, и рассказывали, что глубина его достает до центра земли, а на дне еще остались действующие вулканы, которые согревали озерную воду, местами не замерзающую даже в самые суровые зимы. А после Река то быстро, то размерено текла до самого моря-океана, потерявшись только раз в Мутных Топях. От Гор до Топей Реку часто называли Речкой Смородиной, и кто-то даже считал, что Безымянную Реку и Речку Смородину, нельзя считать одной рекой. Но с ними спорили, приводя в доказательство тот факт, что объем воды, втекающий в Мутные Топи, и вытекающий из оных было одинаковым, просто качество воды после болота становилось другим, пропитавшись зловонием и железом.
И где-то там, между Неизведанными Горами и Бездонным Озером, судя на карте, имелась дорога до того места Горного Перешейка, где горы расступались, открывая проход в цивилизованную часть государства. Перейти в западную часть страны можно было только в этом месте, где Горный Перешеек, тянувшийся от Неизведанных Гор до южной границы, словно протаранили, разрушив одну из гор до основания.
Но до Зачарованных Горных Земель и Неизведанных Гор было еще ох как далеко, и неизвестно дойдет ли, увидит ли она их когда-нибудь, потому что уже третью неделю она кружила по Мутным Топям, испытывая судьбу. На карте это место было таким же белым, как и территория, занятая Неизведанными Горами и Ледовым Океаном, с той лишь разницей, что оно было испещрено черными параллельными черточками.
За каким чертом ее сюда понесло, один Дьявол знает. Вообще-то она собралась дождаться зимы, когда Топи замерзнут, когда сюда придут люди за клюквой, но однажды, выйдя на берег реки, обнаружила ничейную лодку, как будто специально подложили. Даже записку нашла: «Пользуйся на здоровье. Доброго пути тебе, Маня!» И весла были приложены.
Ей бы вспомнить, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, но вместо этого она обрадовалась, вспомнив другую народную мудрость: «дают – бери, бьют – беги!» Неужели Благодетельница знает, что она идет к ней, и решила облегчить ей железные муки?! Или лодка предназначалась какой-то другой Мане, от которой лодка уплыла? Ничего другого Маньке в голову не пришло. Откуда еще она могла взяться здесь, на краю Мутных Топей, которые даже звери обходили стороной, и птицы облетали далеко? Зато в болоте в изобилии водились пиявки, лягушки, угри и цапли, не давшие ей умереть с голоду. Готовить здесь было негде, приходилось есть лягушек и угрей живыми, снимая с себя гроздья черных, напившихся кровью пиявок. Что до птиц, они указывали ей места, по которым можно пройти, когда не плыли, а вышагивали на длинных ходулях.
Решив проверить, что эти Топи из себя представляют и как далеко простираются, она и села в ту проклятую лодку и поплыла, высматривая по берегам жилище Посредницы.
Далеко заплыла.
И вдруг лодка начала тонуть: некачественная смола и картонная пробивка растворились в болотной воде, обнажив гнилые доски и щели, размером в палец, будто специально ее изрешетили и покрошили. Еле успела выбраться. Дальше пришлось идти на своих двоих, куда болото позволяло. А позволяло оно немного: шаг влево, шаг вправо – и угодила в трясину. Но, судя по солнцу и карте, она все же двигалась вперед, хоть и приходилось часто возвращаться, чтобы нащупать под болотной жижей новую тропу.
Погода все чаще портилась, небо над головой оставалось грязное и тяжелое даже в хорошую погоду, из воды вокруг торчали чахлые и изможденные болотной средой деревца, местами попадались заросшие камышом, осокой, ситником и кочкарником островки, а по ночам, под дружное лягушачье кваканье, играли и манили светляки и поднимался промозглый вонючий туман, оседая на одежде мелкой моросью.
Далеко зашла, а у болота ни конца, ни края.
Был уже вечер. Манька устала и валилась с ног. То и дело приходилось возвращаться, чтобы отыскать в трясине скрытую под жижей тропу или место с более или менее чистой водой, чтобы переплыть. Иногда спать приходилось прямо в трясине, втыкая посох на мелком месте глубоко в землю и привязывая себя на тот случай, если вдруг повернется во сне. От грязи в язвах начиналось заражение, от укусов гнуса она опухла, заплывшие глаза почти не видели, и временами ее лихорадило. Она чувствовала себя сгустком боли, а Дьявол даже не скрывал своего безразличия, проплывая над поверхностью воды и ила, или становился совсем невидимым, растворяясь и расплываясь в воздухе.
Он презирал ее: за то, что села в эту лодку, за то, что соблазнилась мышеловкой, хотя там, у лодки, даже не думал ее отговаривать, выказав радостную солидарность тем, что Помазанница проявила неслыханную до сего дня щедрость, возможно, зауважав ее за железные муки и увидев в ней, наконец, достойного человека. Еще поддакивал: «Да, Маня, наконец-то и на твоей улице праздник! На лодке-то мы враз Посредницу отыщем! А железо сносим, когда пойдем во дворец!»
ebooksa