Манька напряглась, собрав в кулак последние силы.
– Удивляюсь я тебе, сравнить себя с солнцем… Это ж сколько зависти в уме! Сдается мне: ты – тот еще фрукт. Да, был народ, который сам под себя землицу родил…
Взгляд его вдруг стал азартным, а в глубине глаз зажегся свет, он смотрел на не с деланным безразличием, а по-доброму.
– Я вот что думаю, поднесу-ка Их Величествам подарочек! Раз решила высмеиваться, почему не посмеяться? Вроде как сунули в пекло, но ведь ума нет, не хватит, чтобы его рассмотреть. Кому, как не мне, родителю пекла, знать, что оно имеет некоторую пространность и двойственную природу. Должен кто-то поучить тебя уму-разуму, чтоб не пялила бессовестные зенки, куда не след. А мне… Что мне? Грех не подсобить Городу Крови.
– При чем тут пекло? Чего прилип, как банный лист? – зло, сквозь зубы процедила Манька, торжествующе обхватив корягу и тропинку обеими руками, еще крепче зажимая посох подмышками. – Житья от вас нет!
Нога нащупала еще один корень, торчавший, как гнилой зуб, но он не шатался, и отпусти Дьявол корягу – у нее есть опора, она выберется. Вторая нога еще болтались где-то там, о чем она даже подумать боялась, представляя, какая муть и ужас внизу под нею. Последний рывок, или не последний – но смерть промахнулась. Перед тем, как вытянуть себя на тропу, ей требовались все ее силы.
– Ой, Манька, это ты зря! Все так думают, не желая пекло образумить. Хочешь ты или нет, ты побороться с ним решила, когда открыла железо. Если свечка не горит по всем правилам, это не свечка уже, и вот пытаюсь понять, кто, кроме меня, Злого Духа, и местного значения гражданских возмутителей, согласились бы залезть в него и достать полено неугасимое?
Голос у Дьявола прозвучал с легкой иронией, но мягко. Он вдруг сменил гнев на милость, обнаружив, что Манька страшным словам его не придала значения, чему-то улыбнулся. А она и в самом деле не могла сдержать ухмылки, первый раз увидев, как Дьявол, изображая Бога Нечисти, утонул ногами в грязи, и грязь обратила его в такую же грязь, просочившись внутрь его тела. Конец его плаща выглядел, пожалуй, не лучше, чем ее одежда.
– Я, Мань, из пекла рожден и нахожу в нем ума не малую толику. Мало таких, которые бы не боялись его. Обычно народец пеклу не рад, когда определился не в том направлении. Да только время не течет в три конца, когда его в два проскочили: одним, согласно законному пришествию, в Бытие, а вторым в Небытие, когда сказал себе «азм есть!» и понял, что везде лучше, где Дьявола нет. Но ты… – Дьявол задумался, подбирая определение. – Но у тебя или голова криво посажена, или ты чудо чудное, диво дивное. Ты как я, сложное существо. Ведь больно тебе, знаю, но чего ради терпишь боль, если дома, в сараюшке, она была другая?
– Так там не физическая, – ответила Манька с досадой, но миролюбиво. – Язвы тела болят, но зарастают, а боль души уходит в сердце. И каждое слово – как острый нож, каждый упрек – как соль на рану. Я никогда не планировала вести такую жизнь, но и ту, что у меня была – не хочу. Там у меня надежды нет, а здесь она все еще есть.
Заметив протянутую для помощи руку, Манька лишь скривилась, бросив в сторону Дьявола уничижающий взгляд, который из-за налипшей грязи, остался, скорее всего, незамеченным. Она уже крепко держалась, воткнув посох глубже в полоску твердой земли, упершись коленом в корни, выкопанные ею и скрытые под землей. Но за то, что не опустил корягу, была благодарна. И время остановил, чтобы успела схватиться за посох – только он так мог.
Но почему он издевается над ней, задевая за живое? Почему не сказал ни разу: Маня, не верь, пусть говорят, что хотят, ты умеешь – это главное! – и она простила бы ему все зло в мире. Но не говорил. Если собрать дела его, то вроде добрый, если сказанное – хуже злодея нет на свете. Люди хотя бы прикрывались маской благочестия, и только по делам узнавала, о чем думал в это время человек, что чувствовал, какие планы строил, а с Дьяволом наоборот – он не прикрывался словами, выставляя на показ свои неприязнь и презрение, а делами выручал и поднимал ее.
– Это не боль души, это кровь сознания, – объяснил Дьявол. – Помнишь, я говорил тебе про мудреца, жившего в других тысячелетьях? Он еще кое-что сказал: «Кто собирает, отнимая у души своей, тот собирает для других, и благами его будут пресыщаться другие». Твоя душа очень расстроится, если узнает, что ты полетела по миру искать добро, которое она отняла у тебя.
Дьявол против ее воли взял ее за шиворот, рывком вытащил из топи и посадил рядом. Примериваясь к расстоянию, которое поборола, Манька смотрела на топь с ужасом и радостью. И благодарно привалилась к Дьяволу, приобнявшему ее одной рукой. Только сейчас, когда уже не нужно было бороться и боятся, она почувствовала, как ее одолевает слабость, как в тот раз, когда она встретилась с волками лицом к лицу. Ноги сделались ватными, по телу пробежала запоздалая дрожь.
– При чем тут душа? Я у своей души ничего не отбираю. Как я могу сама себя ограбить? Я есть, и я не такова, какой меня видят. Если твоя… Помазанница… отвращает и ослепляет каждого, как могу показать себя? Люди становятся глухими и слепыми. Прежде, чем мы увиделись, они уже имеют обо мне представление, – искренне расстроилась она. – Но ведь у людей наоборот, сначала человек нравится всем, а потом понимание приходит, какой он. И когда пытаюсь доказать, что я лучше, чем думают обо мне, получается только хуже, как будто я оправдываюсь. Совершенство выставляет себя напоказ и говорит: «Что ищете ее, вот я, Спасительница Ваша!» – а где она? Ее нет, она как воздух – за спиной и отовсюду. Что бы я не делала, она, как камень – и чувствую ее. Люди уходят от меня, потому что им тяжело со мной, но не к ней же! Доходят до первого встречного, к которому она не пристает, и пусть он хуже, но остаются с ним и любят его. Разве это справедливо?
– Может быть, ты ошибаешься? – хитро прищурился Дьявол.
– Ну, хорошо, – миролюбиво согласилась Манька. – Пусть я ее придумала, тогда почему люди через нее на меня смотрят? Они тоже больные? Кто им условия ставит, если нет никого? У них дырки во лбу, а они говорят: «мы себя сами!» А как можно самому себе дырку в черепе сделать? И кто убивает людей, на которых я могла бы опереться? И почему утром люди бодрые встают, а я больная? Пересилила себя, и снова человек… Если болезнь была бы настоящая, она не ушла бы. И откуда приходят люди, которые настраивают против меня, убивают моих собак, распускают сплетни, начинают объяснять, что где-то кто-то будто бы даст им много денег, только если меня не будет?
– Ну, иногда полезно выбить дурь из головы. По большому счету, Благодетель должен проверить раба на предмет благонадежности. Вот уволили по наветам – и доказана преданность. Благодетель – как Бог, а к чему рисковать Богу? Он сам себе будет не рад, если вдруг окажется, что кроме него самого никто его за Бога не считает. Это я могу себе позволить быть Богом без паствы, от меня не убудет, а богочеловека делают люди. Забыли – и нет его.
– Но ведь не только нечисть ужасы вокруг себя сеет! – возмутилась Манька. – Иногда простой человек хуже нечисти, который исполняет наказ Благодетеля. Человек изводит мои материалы и радуется, что сделал меня нищей. Ведь не уничтожает он добро кузнеца Упыреева, честно отрабатывая деньги за меньшую плату?
– А это, Маня, слабое звено и неблагонадежные выявляются.
ebooksa