Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках

22
18
20
22
24
26
28
30

И придумал: во-первых, создал чиновничий аппарат, который урезал народ во всем, что было бы ему на пользу. Во-вторых, каждый крепостной раб за выданный ему надел в десять соток обязан был отрабатывать повинности, а все дороги, прогоны и водопои оплачивать Благодетелям.

Вот такая была свобода!

– Вампир от кровушки не откажется, пока клык не выбьешь, – утверждал Дьявол.

– Человек никогда свободным не будет, – качала головой Манька в ответ. – Он умом понимает, что ему гвоздь нужен, железный обруч на колесо, те же мыло, соль, спички… На новую землю надо кузнеца сманить, жену для сына, коров и лошадей, чтобы поле вспахать, дом построить, и чтобы с голоду не умереть. Человек – общественный индивидуум.

– Могу подсказать: на себя посмотри. В мире нет цены, которую дал бы человек за себя и за своих близких – и молит оценить дешевле, когда приходится выкупать у Благодетеля. Купить можно только раба, а не раб не станет думать, что кто-то купил его, сколько бы за него не дали. Забери себя, близких, свое имущество – и иди своей дорогой, а остальное приложится.

– Смешно! А как далеко он уйдет?

– Далеко, если заберет с собой гроб с Благодетелем, который тот для него приготовил. Бить и плевать не запрещаю же. Но когда говорю «убей!», поправочку вношу: «так, чтобы не было обезображено лицо брата!» Знания в вампира плюнут так же, как вампир в человека.

Манька тяжело вздыхала. Пожалуй, Дьявол дал Благодетелям правильное определение: вампиры они и есть. Сколько кровушки из нее кузнец Упыреев выпил – литрами не измерить, но почему-то только сейчас она начала это понимать. И ведь не поймаешь, стоит пожаловаться, сразу в ответ прилетало: «Ищи, где лучше. Мы, Маня, без тебя проживем, без тебя в государстве только чище будет, а проживешь ли без нас ты?!» А как бросить все нажитое? У нее нет за границей дворцов, как у кузнеца, там ее тоже никто не ждет – столько денег придется заплатить, что с такими деньжищами в своем государстве жилось бы неплохо, да и чужой язык с ее памятью не выучить – ей бы свой не забыть.

– Сложно все. Люди по-своему толкуют, а ты по-своему.

– Не сложно, если помнить, что полчища врагов укрылись за спиной. Самый страшный враг всегда перед лицом человека. Многие говорят: я чувствую – и бегут, и не находят укрытия. А посмотреть, кто просвещение понес? Может, достаточно наступить на голову ехидны, вырвать жало и раздавить яйца? Ворожит против тебя Помазанница, зовет пожить в земле твоей мертвеца, привечает вора, душа хватает ее за срамное место и поднимает на людях – и погонят и распнут. Но все было у тебя перед глазами прежде, чем случилось, и слышала, а не разумела. Сказано: не оставляй ворожеи в живых, чтобы хорошо тебе было в земле твоей, отсеки руку ее, и руку мужа ее, когда дерешься с ней, чтобы не было у тебя двух гирь на земле, одна большая, другая маленькая. Гиря у тебя должна быть одна и мена справедливая.

Манька пожимала плечами, вникая в смысл сказанного. Нет, таких умных мыслей ей не поднять – слишком сложно и туманно. Опять Дьявол увильнул от ответа…

И задумывалась: а разве Благодетельница не перед глазами, если все время ее чувствует? И разве не настраивает против нее людей? И правильно, слышит. Только как поворотить радио? Оно само по себе, а она сама по себе, и Благодетельница, наверное, тоже сама по себе… Неужели же во дворце только о ней разговоры? Нет, конечно… Тогда почему радио не забывает о ней ни на минуту? А если поминают, почему не обратятся напрямую?

И почему люди не думают о Благодетельнице, когда ее рядом нет?

Получается, что радио одним одно говорит, а другим другое?

– Но ты не ответил, почему я тебя вижу, а другие нет?

– Другие… Зато как хорошо послания читают! А ты не умеешь.

И то верно, не умеет. Столько умных мыслей у Дьявола, а разве ж она хоть одну поймала? Но почему не скажет, как подойти к человеку, чтобы он сразу понял и поверил, а еще лучше помог по-человечески?

То и обидно.

– А те, древние, которые твоей головой думали, почему не ушли? Вон, земель сколько!

– А тут везде люди жили… Видишь, ровной полосой молодой лес стоит, и все березовый – поле было. Здесь место вроде бы ровное, и бугры на небольшом расстоянии – дома стояли. А тут осины, и запах какой – погост это. А тут камни ровно лежат, узором – капище было, медитировали, учились с огнем играть. А тут рядком тополя – аисты на них селились, свадьбы под ними справляли. Тысяча лет прошла, а земля все еще помнит.