Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках

22
18
20
22
24
26
28
30

– Разве у вола ума нет? – удивлялся Дьявол ее непонятливости. – Но будет ли бодать хозяина, который бьет его плеткой? Если вырвется, когда занесли над ним нож, побежит не на волю, а в стойло, где его помоями кормили. Так и человек, живущий верой. Повелся на мертвечину – умер. Но, чтобы знать, что умер, надо знать, что на мертвое повелся. Но что тебе до народа, который мертв, уж не мечтаешь ли Пастырем стать? – подозревал он ее.

– Я не о себе, – сожалела Манька. – Унижены, обобраны, скитаются по инстанциям, нигде не находят правду, и там несправедливость, и тут, коррупция, обман, всего боятся, и никому нет до них дела. И вдруг начинают утверждать, будто могучая Благодетельница трудится на их благо. Что за болезнь такая, которая мозги набекрень выворачивает?

– Немногие выживают, когда меряются силой с Законом. Так и народ сей, который мертв. Но мертв он для нас, Пастырей, знающих, как сделать его мертвым. А для тебя еще как жив! – подтрунивал Дьявол. – Тебя, вон, прогнали и рады, что болезнями от тебя не заразились. И думает каждый, до больницы-то далеко, да и дорого нынче лечение.

Люди часто все валят на внутренний голос, и не зря! Радио зудело в уме чувственной проникновенностью. Некоторые волны его запросто переводили в слова, некоторые чувствовали, как себя самих, а некоторые принимали художественным воплощением в образах. Но чаще радио оставалось закрытым от сознания, когда человек смотрит и не видит, а чувства бушуют в нем и терзают, как ветры во время шторма синее море. Например, вроде хорошо человеку, все у него как надо, а его тоска гложет и белый свет немил – откуда вселенская грусть взялась? Или болезнь достает, в которую ни один врач не верит – кто избивает? А то злая любовь проснулась к козлу, и поделать с собой ничего не можешь, он тебя и топором, и ножом, и лопатой, и кулаками, а ты каждый день веришь, что завтра обязательно раскается, поймет, что золото теряет – что за напасть?

Обычно у людей этот голос шел изнутри и сулил некоторое количество выгоды. В противной случае, человек с ним начинал спорить или игнорировать, что оборачивалось для него болезнями. Но для этого надо было иметь силу воли и внутреннее зрение.

Обычно бывало так: вышел олигарх в люди, а человеку кажется, что и сам он вместе с ним вышел – это внутренний голос говорит: «все могут – и ты сумел!». Подали тому же кузнецу Упырееву из казны, а человеку кажется, что и ему в карман положили – это внутренний голос себя хвалит: «видишь, мы всем даем, и тебе дали!».

А подумал против радио, болезнь наваливалась – это внутренний голос достал электромагнитную плеточку и охаживает за непослушание, потому как сомнение – рождение нового еретика.

Манька чаще чувствовала вину, и непонятно за что. Сделала что-то не так, сказала не эдак, то должна, то не имеет, то получила незаслуженно. Поедом себя ест, ни в чем радости не находит, а главное, объяснить себе не может, откуда самоедство? Она что, святая, чтобы самолично себя раздевать до трусов и работать бесплатно?

Дьявол советовал в таких случаях спрашивать у совести, почему раньше умными подсказками не блеснула, и неожиданно она обнаружила, что подневольность и у нее есть, а чувство вины приходит не просто так. В душе ее поселился паразит, который зуб на нее точит, и все, что она делает, принижает и высмеивает.

И опять никого, опять одна, но как будто не одна, а в обществе, будто где-то там живут люди, в любви, в достатке, а она их видит, но не ясно, а через пространство внутри себя. Даже чувство одиночества оказалось ненастоящим. По радио получалось, что она как бы в обществе, но ее посадили в дальний угол и не дают веселиться вместе со всеми, и она от этого чувствует то самое одиночество, которое болезненным становится именно оттого, что она не одна, а в мысленном обществе, в униженном положении.

Дьявол иногда настраивал ее на нужную частоту, где радиоведущая, как правило, рассказывала про свои замечательные достоинства. И казалось, что она близко, рядом, и такая родная да такая сердечная, будто жизни без нее нет. Но ни лица, ни облика, одно присутствие, словно лежишь с закрытыми глазами и чувствуешь, что кто-то сидит в изголовье и как будто к тебе прилип.

М-да…

А хвалиться Помазанница умела!

«Идите за Мною и Я сделаю вас ловцами человеков… Я пришла не нарушить, Я пришла исполнить… А Я говорю вам… И Я объявлю вам… Я приду и исцелю… Ибо Я пришла призвать не праведников, но грешников… Я кроткая и смиренная… Я пришла вразумить… Я пришла разделить… Я Дочь Отца и Матери… Я есмь Истина… Где Имя Мое, там Я… Вложите персты в мои ребра…»

Трижды Манька оглянется – а нет никого! И спросить не у кого, лишь голая правда отверзается в уме, в чреве, в сердце.

Негодовала Манька, но радиоэфир ей был недоступен, не могла она ответить так же. Но она хоть и дура была, но как бы умнее, ибо в речи Радиоведущей находила только недомыслие. Достоинства должны видеть, а то, что кричат о них на белый свет, еще не доказательство их наличия. И она уже готовила не обличительную речь, а утешительную, чтобы государыня лучше умные книжки читала и о себе радела.

Но была в том польза, зато было о чем с Дьяволом поговорить.

Бывало, ползет она по пояс в снегу по сугробам, из сил выбилась, промокши насквозь, по спине горячий пот бежит, одежда как короб застыла, от мороза щеки уже не щиплет – задубели и побелели, а Дьявол, как ни в чем не бывало, настраивает на радиоволну и зубы заговаривает, чтобы забыла о себе:

– Мы, Боги, чудными путями приходим, не спрячешься, не скроешься, говорим из среды человека. А видят нас не глазами, а сознанием. Радио это не простое, окружает оно человека ореолом.

– Что-то я не заметила, чтобы тебя кто-то услышал, – ворчит Манька в ответ.