Речь эта произвела на присутствующих весьма разнообразное впечатление.
Роберт задумался; неаполитанский юноша одобрительно кивал головой. А Валентин, полный простодушной веры в непогрешимость своего вождя, обратился к Роберту и тихо пробормотал:
— Ох, терпеть я не могу этих умников! Всем они недовольны, всего им мало!
В эту минуту в овраге, лежавшем перпендикулярно фронту позиции, послышался какой-то подозрительный шорох. Калабриец в одно мгновение припал к земле и с ловкостью, какой трудно было ожидать от такого массивного человека, стал пробираться между кустами так осторожно, что верхушки веток не пошевельнулись. Все, притаив дыхание, ждали. Вдруг раздался выстрел. Все вскочили на ноги. В эту самую минуту прибежал калабриец.
— Это роялисты, — сказал он. — Они пробирались оврагом. Хотели захватить врасплох.
Вся кучка сделала залп, чтобы предупредить свои резервы. Уже светало. Сквозь легкий утренний туман видно было, как зашевелились красные рубашки. Последняя борьба наступала.
Вольтурно, на берегах которого должна была решиться судьба неаполитанского королевства, вытекает из Бифернских гор Апеннинского хребта и течет сперва вдоль полуострова, а потом, круто повернув направо под прямым углом, впадает в Тирренское море почти на половине расстояния между Неаполем и Гаэтою. Эта-то вторая половина его течения и должна была служить театром последней борьбы гарибальдийцев и роялистов.
Правый берег занимали бурбоны; левый — гарибальдийцы.
Центром позиции роялистов была Новая Капуя, город, укрепленный Вобаном и снабженный роялистами всем необходимым для самой упорной обороны. Правый фланг их упирался в деревню Сан-Клементе, левый — в деревню Коиацо[357].
Гарибальдийцы занимали чрезвычайно растянутую позицию от Санта-Мария слева до Монте Сант-Анджело, где расположен был их правый фланг. В центре их находилась Казерта, защищенная несколькими полевыми укреплениями.
Эта боевая линия была в высшей степени неудовлетворительна, как то и оказалось впоследствии. Для армии в четырнадцать тысяч человек, имеющей против себя неприятеля тысяч в сорок пять, она была прежде всего чересчур растянута. Поэтому защита ее в каждом данном пункте была чрезвычайно затруднительна. Гарибальди отлично понимал это, но уступил в этом случае мольбам жителей Санта-Марии, которые одни из всех обывателей окрестных городов объявили себя приверженцами Гарибальди и боялись страшной мести со стороны роялистов, если город их не будет занят гарибальдийцами. Та же растянутость позиции делала весьма затруднительной сторожевую службу, чем и объясняется, что роялистам удалось совершенно незаметно подойти к самым аванпостам.
Вольтурнская битва началась именно с неожиданного нападения роялистов на гарибальдийские аванпосты.
Мы не будем описывать ее, а предоставим слово самому Гарибальди, так как его рассказ лучше всего рисует нам настоящую картину этой битвы в том виде, как она представлялась деятельнейшему из ее участников.
«Первого октября, ночью, я с несколькими офицерами моего штаба сел на поезд железной дороги и прибыл в Казерту еще до рассвета. Я чувствовал по многим признакам близость решительной битвы и потому очень часто навещал вольтурнский лагерь. Сев в карету, чтобы ехать на гору Сант-Анджело, откуда отлично были видны все неприятельские позиции, я вдруг услышал ружейную пальбу слева. Генерал Мильбиц[358], командовавший этим крылом, подъехал ко мне и сказал: „Нас атаковали со стороны Сан-Таммаро; пойду посмотрю, что там делается“. Я приказал кучеру гнать лошадей во весь опор. Тем временем пальба усиливалась и мало-помалу завязалась по всему фронту до самой горы Сант-Анджело. С первыми лучами солнца мы прискакали к вершине горы, где уже началась перестрелка, и были встречены градом неприятельских пуль. Мой кучер был убит, карета осыпана пулями. Я и мои адъютанты должны были схватиться за сабли. Но в эту минуту нас окружила толпа генуэзских стрелков майора Мосто[359] и ломбардцев полковника Симонетти[360] и нам не пришлось самим защищаться, потому что эти храбрые воины, видя нас в опасности, бросились на бурбонцев в штыки с такою стремительностью, что отбросили их на значительное расстояние и расчистили нам дорогу до вершины Сант-Анджело.
Выйдя из рукопашной схватки, в которую мне пришлось случайно попасть на минуту, я направился с своими адъютантами к Сант-Анджело, полагая, что бурбоны напали только на наш левый фланг. Но я ошибся: громкий залп на нашем правом крыле, направленный, очевидно, в нашу сторону, убедил меня, что враги наступали и с этой стороны. Положение становилось запутанным. Я и мои адъютанты, мы все шли пешком, потому что лошади наши остались сзади; рассылать приказания было трудно; все части нашего войска были заняты горячей борьбой с превосходящим нас силами неприятелем, и мы не имели никакого резерва под рукой.
Тут нам помог беспорядок, свойственный всем армиям волонтеров. Идя по направленно к Сант-Анджело, я натыкался по дороге на наших, рассыпавшихся по всей поляне. Из них составился маленький отряд, который я тотчас же пустил в атаку на бурбонов, успевших уже занять высоты с нашего тыла. Далее я встретил несколько взводов храбрых миланцев и тотчас же послал их в тыл бурбонскому отряду.
Вскоре сюда прибыл батальон генерала Сакки[361], так что с этой стороны мы могли считать себя, наконец, обеспеченными.
Теперь мне можно было взобраться на вершину СантАнджело и окинуть общим взглядом всё поле битвы. Тут я заметил, что дело становится нешуточным.
Роялисты, готовившиеся уже за много дней к решительной битве, собрали под Капуей все силы, какие только у них были. Обе крепости, Гаэта и Капуя, не только прислали сюда свои многочисленные гарнизоны, но и снабдили армию всеми необходимыми ей военными припасами, так что корпуса, двинутые против нашего центра и левого фланга, были действительно очень сильны.
С обеих сторон битва всё разгоралась и разгоралась и теперь кипела по всей линии. Это был настоящий прилив и отлив атак, стычек, отступлений и наступлений.
ebooksa