Маленькие ножки в шелковых ажурных чулках высвободились из-под покрывавшего их русского мехового салопа устаревшего покроя и скрылись в шитых золотом, розовых туфлях, лежавших на ковре из тигровой кожи. Красивая женщина встала перед ним во весь рост и, вероятно по выговору, признав в своем посетителе соотечественника, неожиданным почти басом сказала по-русски:
— Что вам угодно? Зоя Евграфовна Сердобская — это я.
Он подал ей карточку с припискою Михнеева. В темноте ничего нельзя было разобрать; Зоя Евграфовна, даже не посмотрев на записку, бросила ее в тростниковую корзинку под столом.
— А, знаю. Садитесь. Это с новым электрическим освещением. Вас как зовут?
Дама говорила каким-то надломанным, резким и низким голосом и обнаруживала такую быстроту и резкость приемов, которую совершенно нельзя было примирить с ее именем и с наружностью отцветающей, но далеко еще не отцветшей одалиски или актрисы, самою природою созданной для томных и страстных ролей.
Она быстро схватила со стола папироску, закурила ее о касолетку и снова полулегла в прежней позе.
— Хорошо, я займусь этим делом. Вы дадите мне пятнадцать тысяч франков. — Всё это она проговорила таким тоном, как будто они каждый день виделись прежде и эти условия были выговорены между ними давно.
— У меня гроша нет, — отвечал Чебоксарский, — достаточно бы было тысячи или двух, чтобы произвести те немногие опыты, которые окончательно поставили бы на ноги мой проект.
— Да не теперь, а потом, когда вам дадут деньги. Вы, говорите, без гроша. У меня тоже теперь нет денег. Жалко, а то я бы вам заняла. Отчего вы не возьмете у Михнеева?
— Как же я возьму деньги у человека, которого видел всего два раза, и даже не зная чем отдать?
— Я бы взяла у Михнеева. У вас непременно будут деньги и вы отдадите. Ну, а и не отдадите — невелика важность: он бы ведь наверстал.
— Скажите пожалуйста, зачем Михнеев меня прислал к вам?
— А вам разве неприятно знакомство со мной?
— Ничего не неприятно; только я теперь не приятных знакомств ищу. Меня поглощает это дело…
— Да дело ваше устроится. Скажите — вы не нигилист?
— Почему вам понадобилось это знать?
— Я ужасно боюсь нигилистов. Я очень рада с вами познакомиться, поговорить. У вас добрый вид. Мне тоска ужасная; я привыкла всегда в обществе. Вы не читали моих романов?
— Я не знал, что вы пишете романы.
— Как же, как же. Я вот и теперь пишу… — Она указала на разбросанные на столе листы. — «Les aveux de la princesse»[98]. Издает Charpentier. Мои «Nadia» и «Les amours en Russie»[99] имели большой успех, пять и семь изданий. Я вам дам, вы прочтите. Вы не знаете также моих «Les harems du Khedive»[100]? Я ведь в Египте жила. Здесь, в географическом обществе, лекции потом читала. Эта моя книга покупалась нарасхват; деньги хорошие дала, только я всё сейчас же прожила, совсем цены деньгам не знала. Мы ведь все глупые — нам такое воспитание дают. Будете вы сегодня в зале бульвара Капюсин?
— А там что делают, в этой зале?
ebooksa