— Шкипер их, поди, жаловаться приходил?
— Не без того, — усмехнулся Никита.
— А ты что же?
— Посулил, что в другой раз всех в железа закую, после чего велел отпустить как проспятся.
— Вот и ладно, — кивнула Алена. — Тогда ступай к столу, я уж распорядилась, чтобы накрывали.
— А где Марья? — спохватился воевода, что не видно жены.
— Недужится ей немного.
— Что такое?!
— Сказывает, голова болит.
— Знахарку звали?
— Вот еще! Чтобы она Марьюшку на лед посадила? Благодарю покорно, братец.
— А немецкого доктора?
— Конечно, только он, видать, вместе с теми моряками гулял.
— Точно, — вспомнил воевода. — Был там иноземец в темном платье. Как пить дать, лекарь! Эх, беда, что же делать-то?
— Не тревожься раньше времени. Трудно Маше здесь. Зима лютая, лето короткое. Ты целыми днями на службе. Вот и тяжко ей на душе.
— А ты как же?
— Я целый день при деле. С Ванечкой вожусь, а когда он спит, книги читаю. Хозяйство опять же. Ты вот что, Никитушка. Пригласил бы гостей в дом. Только не на пир, а на прием. Пусть с женами придут. Пока вы будете умные разговоры вести, мы тоже пообщаемся. Глядишь, Машеньке и повеселее будет!
— Будь по-твоему, — кивнул воевода. — А теперь, вели обед подавать, проголодался, сил нет!
Впрочем, поесть боярину спокойно не дали. Только он, выпив с устатку малую чару можжевеловой водки, закусил ее копченой рыбкой и взялся за ложку, чтобы похлебать горячего, как со двора послышался громкий требовательный стук.
— Кого там еще черт принес? — не удержался Никита, после чего немного виновато посмотрел на сестру.