— На том и порешим, — кивнул я, скрывая улыбку. — Воевать не станем, но армию будем держать в готовности, чтобы у крымцев дурных мыслей не возникало. Ты прикинь, Иван Никитич, как об этом завтра в Думе говорить станешь.
— Хорошо бы еще к ляхам верного человечка послать.
— Это зачем же?
— Может получится возмутить тамошних магнатов против султана? Глядишь нам полегче будет!
— Это вряд ли, — покачал я головой. — Дураков с гонором там хватает, однако же не все таковы. Полагаю, король Сигизмунд рад без меры, что воевать с турками не придется. Опять же, ему на руку что султан на нас пошел…
— Не на нас, а на казаков, — с хитрой улыбкой заметил боярин. — Тех самых, что сначала самозванцу служили, а потом Владиславу.
— Ну не знаю. Попробовать, конечно, стоит, но вряд ли что выгорит. Хотя, может запорожцев удастся на крымцев натравить? Подумайте, кого можно с поминками к старшине подослать?
— Как прикажешь, государь.
— Ну, тогда не задерживаю. Хотя… Корнилий, останься, есть небольшое дельце.
Все присутствующие тут же встали и, чинно поклонившись, отправились на выход, оставив меня с телохранителем наедине. И только Романов, зачем-то замешкался.
— Что-то еще? — вопросительно посмотрел я на боярина, ничего не делавшего просто так.
— Да, государь, — утвердительно кивнул тот.
— Тогда говори, у меня от Михальского секретов нет.
— Как прикажешь, тем более что это касается и его.
— Вот как?
— Прости, Иван Федорович, но утаить от тебя сие не могу. Сам ведаешь, черный люд наш темен и к суевериям склонен, а потому любую дурость повторять готов.
— Что-то ты, Иван Никитич, издалека начал. Говори как есть!
— Толкуют в народе, — собравшись с духом, продолжил Романов, — что матушка Катерина не просто так померла.
— В смысле, — озадачился я. — Бояре, что ли отравили?
— Кабы б, — скорбно вздохнул глава Земского приказа. — Сказывают, что Господь тебя наказал, за то, что ты, сказавшись, что едешь на богомолье, сам в Неметчину отправился на княжеский съезд.