— Садись, коли пришел, — махнул я рукой в направлении скамьи.
— Не смею в присутствии вашего величества, — попробовал отказаться Грамотин, но когда я на него рыкнул, осторожно примостился на краешек, всем своим видом изображая смирение пополам с благоговением.
— Говори, что нарыл, — велел я, не без огорчения отодвинув от себя тарелку с густыми наваристыми щами.
Услышав приказ, дьяк вскочил и, просеменив ко мне на полусогнутых, подобрался поближе, после чего горячо зашептал:
— Измена, государь!
— Спасибо, я заметил, — хмыкнул я в ответ, едва удержавшись, чтобы не назвать его капитаном Очевидностью. — Как бы, бунт кругом!
— Нет, не там крамола завелась, — продолжал Грамотин, опасливо покосившись на нахмурившегося от подобной вольности Михальского, — не на улицах, не среди черного люда! Среди бояр она, да в приказах!
— А вот с этого момента поподробнее, — немного насторожился я.
— Подстрекали народишко к бунту во многих местах, да к тому же в одно время.
— Кто именно?
— Юродивые, попы расстриги, купчишки мелкие, коих до той поры в Москве никто не видел, скоморохи еще, — принялся перечислять дьяк.
— Имена, приметы есть?
— Все тут, — с готовностью показал на опросные листы тот.
— Отдельный список написать не догадался?
— Как же, государь, вот он, — вытащил из-за пазухи Грамотин скатанный в тонкий рулончик лист бумаги.
— Уже лучше, — кивнул я и бегло просмотрел на неровный столбец с именами и приметами зачинщиков.
Впрочем, все эти отцы Афанасии, да Антипки со скобяным товаром, не говоря уж о кривом скоморохе со страшной харей мне ни о чем не говорили.
— Корнилий, — кивнул я, телохранителю, — посмотри, может ты, знакомцев сыщешь?
Стоявший за моей спиной Михальский взял лист и, бегло посмотрев, сунул ее себе в карман.
— Сыщем.